Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года - Лидия Ивченко

Причастность государя к личной жизни «любезных сослуживцев» видна из знаменитого лирического стихотворения С. Н. Марина, в котором поэт убеждал прекрасных читательниц:

А как складывалась личная жизнь автора этих строк, умершего холостяком в начале 1813 года от пули, засевшей в груди со времен Аустерлицкой битвы? В 1806 году, казалось, он был близок к тому, чтобы расстаться со службой и обрести раз и навсегда семейный покой. О своих намерениях он сообщал лучшему другу графу М. С. Воронцову: «Чтоб ты не дивился, что беспрестанно говорю об отставке, то надо мне сказать тебе, что я хочу жениться. Чему ж ты смеешься? Мне кажется, это неучтиво, когда смеются человеку в глаза; другое дело — заочно; и так прошу не улыбаться и слушать. Да, друг мой, ежели мне не помешают, то я женюсь на миленькой девочке; она не коновая, то есть не большого свету, что для меня и лучше, имеет прекрасное состояние, и я теперь на этот счет строю прекрасные воздушные замки. Очень жаль мне будет, если они разрушатся . Нет ли у вас какого-нибудь святого? Помолись ему, чтоб я успел. Право, брат, пора на покой: кости мои и службой, и любовью изломаны ».

Его благие намерения, так же как и увлечение Воронцова Наталией Орловой, не увенчались успехом. Может быть, причиной тому был давний роман красавца-поэта с «коновой» светской красавицей графиней Верой Николаевной Завадовской (урожденной графиней Апраксиной), бывшей замужем за бывшим фаворитом Екатерины II, графом П. В. Завадовским. Брак оказался несчастливым. Известная в свете «Вера» была на тридцать лет моложе своего супруга и на восемь лет старше своего возлюбленного — С. Н. Марина, в котором она принимала «великое участие». Дело в том, что Преображенский офицер был бессребреником, а выбор состоятельных любовниц не считался зазорным в гвардейской среде того времени, так как жизнь гвардейского офицера требовала немалых расходов. По свидетельству С. Г. Волконского, «еще другое странное было мнение — это, что любовник, приобретенный за деньги, за плату (amant entretenu), не подлец». Кроме меркантильных расчетов, длительная связь, по-видимому, основывалась на сильной привязанности: B. Н. Завадовской, «красавице, милой и любезной женщине», посвящены все лирические стихотворения C. Н. Марина, обращенные к «Вере» и к «Лиле». Смерть любимого человека была для «графини Веры» огромным горем, вместе с его сестрой княгиней Варварой Никифоровной Мещерской она принимала ближайшее участие в погребении С. Н. Марина и постановке ему памятника на Александро-Невском кладбище в Петербурге. Лишь одно стихотворение — «Буйны ветры зашумели» — Марин первоначально посвятил «Г», девушке, на которой намеревался жениться, той самой не «коновой» красавице, упоминаемой в письме М. С. Воронцову. Имени ее расшифровать не удалось. В рукописи стихотворения после строки: «А в свете жил одной тобой» рукою В. Н. Завадовской вписано карандашом: «И мной».

Кстати, о женитьбе на «коновых» невестах. Безусловно, один из самых ярких и выразительных примеров той поры — супружеский союз князя П. И. Багратиона с петербургской красавицей фрейлиной графиней Екатериной Павловной Скавронской. Брак этот свершился исключительно по воле императора Павла I, решившего по окончании удачных гатчинских маневров 1800 года устроить семейное счастье героя суворовских походов. Император в дворцовой церкви объявил придворным о своем намерении присутствовать при обряде венчания князя Багратиона с графиней Скавронской, как говорили, тогда влюбленной в графа П. П. Палена. Жених был поражен. Потрясенную невесту в покоях императрицы Марии Федоровны спешно «убрали бриллиантовыми к венцу наколками». Спорить с царем никто не осмелился. Для князя Петра Ивановича партия была как нельзя более подходящая. Екатерина Павловна доводилась ближайшей родственницей царской фамилии. Отец ее, граф П. М. Скавронский, последние годы своей жизни был посланником в Неаполе. Теща Багратиона, Екатерина Васильевна, урожденная Энгельгардт, — одна из пяти знаменитых племянниц Г. А. Потемкина, бывших одновременно его фаворитками, благодаря чему она уже в ранней молодости сделалась статс-дамою.

Жена Багратиона унаследовала от матери красоту и легкомыслие, а от отца — эксцентричность поведения и склонность к расточительности. Генералу с самого начала не приходилось рассчитывать на спокойную семейную жизнь, впрочем, он и сам к ней, очевидно, был не склонен. Вскоре после свадьбы княгиня навсегда уехала за границу и поселилась в Вене. Здесь она вступила в продолжительную связь с австрийским канцлером К. Н. Меттернихом. И в 1803 году у них родилась дочь, которую дипломат признал своей.

Екатерина Павловна странствовала по Европе. И где бы она ни появлялась — всюду ей сопутствовал шумный успех. В 1806 году ею серьезно увлекся прусский принц Людвиг, порвавший из-за экстравагантной русской княгини связь с принцессой Сольмс. Принц вскоре погиб в сражении при Заальфельде в Тюрингии, и супруга Багратиона вновь возвратилась в Вену. В ее салоне собирались европейские знаменитости. Княгиня, по описаниям современников, схожа с графиней Элен Безуховой из романа «Война и мир»: она была удивительно хороша собой, укладывала белокурые волосы вокруг головы в форме ручек греческих амфор, до глубокой старости предпочитала носить открытые платья из газа…

В кратких перерывах между войнами князь Багратион появлялся в петербургских гостиных «в сиянии славы, в блеске почестей» (Ермолов). Его дом, где собирались по преимуществу высшие военные чины империи, посещали и великий князь Константин Павлович, считавший себя его другом, и знаменитая Мария Антоновна с сестрой Жаннетой. Положение князя Багратиона в обществе, в свою очередь, упрочивало положение его жены за границей. В 1807 году она узнала, что ее супругом серьезна увлеклась великая княжна Екатерина Павловна, срочно выданная замуж за герцога Георга Ольденбургского. Кроме того, князь заложил в казну орловское имение жены. Княгиня Багратион и ее родственники негодовали. С 1810 года князь Багратион стал наездами бывать в Вене. По словам чешского историка И. Шедывы, здесь он «верховодил в антифранцузском салоне» вместе со своей женой. Впрочем, по мнению французского историка А. Вандаля, Екатерина Павловна занималась делами, за которых мужчин расстреливали, дипломатическим шпионажем. В 1811 году у княгини Екатерины Павловны родилась дочь.

В 1812 году княгиня овдовела, но продолжала вести привычный образ жизни. На всех празднествах Венского конгресса в 1814 году она соперничала красотой со всеми аристократками Европы. Первым частным праздником, который посетил в Вене император Александр I, был бал, данный ею в честь государя. Именно в это время на княгиню обратил внимание известный впоследствии историк А. И. Михайловский-Данилевский, находившийся в свите императора: «В нескольких номерах парижского "Монитера" помещены были недавно статьи насчет живущей в Вене княгини Багратион, супруги героя, павшего в Бородино. Сия женщина с образованным умом, с пламенным воображением и с сластолюбивыми чувствами, кои написаны на лице ее, была выдана замуж против своей воли за князя Багратиона, недавно пред тем возвратившегося со славою из Италийского похода, коего состояние Император Павел хотел сделать посредством сей женитьбы. Несогласие поселилось вскоре между супругами, и она перед Аустерлицким сражением избрала местом своего пребывания Вену, где живет в кругу ученых и большого света, но поведением своим потеряла свое доброе имя. Называют многих, пользовавшихся ее благосклонностью, в том числе и Меттерниха; невзирая на то, дом ее с начала конгресса сделался средоточием лучшего общества, владетельные принцы и коронованные главы, за исключением императора Франца, ее посещали. К сожалению, много русских барынь, жен и родственниц людей, сделавшихся у нас известными своими заслугами, имена коих служат украшением нашей истории, бесславят себя поведением своим за границею. Распутство княгини Багратион тем для меня удивительнее, что она очень умная женщина, и мне кажется, что первое последствие ума есть нравственность и добродетели. Генерал Жомини сказывал мне, что княгиня Багратион читала его сочинения и поняла их лучше многих генералов. "Она мне писала несколько писем, — продолжал он, — которые превосходнее писем госпож Севинье и Сталь"».