Фан-клуб - Ирвин Уоллес

— Будет сделано, — сказал Мэлон.

Немногим более чем через час Бруннер, Йост и Мэлон определили все детали дальнейших действий.

Среди нескольких возможных мест для оставления залога, обсуждавшихся в течение последних сорока восьми часов, одно нашли наиболее пригодным. Во-первых, оно было самым доступным для Зигмана и их самих; во-вторых, оказалось относительно изолированным; в-третьих, Йост хорошо представлял, где оно находится. Поэтому все согласились, что именно он будет курьером и заберет деньги.

Мэлону поручили сформулировать второе, и последнее, письмо о выкупе и продиктовать его Шэрон Филдс. Еще раньше он предложил свою кандидатуру для того, чтобы на вагонетке доехать до пункта смены транспорта, затем на грузовике до Лос-Анджелеса и отправить это важное письмо из почтового отделения в Беверли-Хиллз, недалеко от бульвара Санта-Моника.

Бруннер с энтузиазмом согласился взять на себя ответственность проинспектировать дом на предмет отсутствия следов их пребывания в нем, перед тем как они его покинут. Все их вещи должны быть еще с вечера запакованы и приготовлены для перевозки на вагонетке. Их надо было поместить в грузовик в пятницу, когда Йост вернется с выкупом. Все припасы, которые им не хотелось везти обратно в город, следовало закопать где-нибудь в отдаленном месте в горах.

В середине дня все было готово. Оставалось только продиктовать второе письмо в отношении выкупа для Феликса Зигмана.

В то время как Шивли продолжал спать, а Бруннер при содействии Йоста паковал вещи и осматривал дом на предмет безопасности, Мэлон присел на крыльцо, чтобы составить черновик письма. Затем с черновиком письма, несколькими листами линованной бумаги и шариковой ручкой, которые он держал в руке, одетой в перчатку (чтобы не оставить следов на письме о выкупе), он зашел в спальню к Шэрон Филдс.

Она сидела в шезлонге, придерживая мокрое полотенце на подбородке, на который пришелся удар Шивли.

— У вас все в порядке? — озабоченно спросил Мэлон.

— Только синяк, — ответила она. — Пытаюсь уменьшить шишку. — Шэрон наблюдала за тем, как он освобождал место на ее туалетном столике и подтащил к нему два стула. — Он садист и подонок, — продолжала она. — Как он распоясался здесь! Ведь это было бесчеловечно.

— Он был пьян, — объяснил Мэлон. Одну минуту изучающе смотрел на нее. — Вы на самом деле сказали каждому из них, по отдельности, что любите его больше других?

— А что еще оставалось мне делать? Вы поступили бы точно так же, окажись на моем месте.

— Полагаю, вы правы.

Она отложила в сторону полотенце.

— Теперь вас интересует, была ли я так же неискренна с вами? Можете не задавать этот вопрос, потому что я не была с вами столь же неискренна. Я подразумеваю, только с вами. Когда сказала, что люблю вас, я именно это и имела в виду. И думаю так же и теперь. Вы не похожи на остальных. Вы особенный. Поверьте мне.

Вся его натянутость исчезла, а облегчение стало весьма очевидным.

— Мне хотелось бы верить вам, Шэрон.

Положив бумаги и ручку, сняв перчатку, в рассеянности он начал искать по карманам пачку сигарет. Взял одну себе, вспомнив, предложил вторую ей. Затем зажег обе. Она подняла к его глазам руку с сигаретой между пальцами.

— Взгляните. Все еще дрожит.

— Простите нас, ради бога, пожалуйста. Это была неприятная сцена, принимая во внимание, как гладко прошла вся неделя. Это нервный срыв. Сейчас он отсыпается. Он будет более трезвым к вечеру и, конечно же, завтра. Все будет улажено.

— Будет ли? — спросила она с сомнением. — Я совершила ужасный промах, не так ли? Проговорившись, что знаю фамилию Бруннера. Не представляю, как это случилось. Я была так напугана. Это произошло независимо от меня. С тех пор я совершенно больна. — Она ждала реакции на свое признание, возможно какого-то утешения с его стороны, но лицо Адама было непроницаемым.

Новая попытка:

— Вы все вышли от меня и обсуждали это, ведь так?

— Конечно, мы разговаривали.

С настойчивостью мазохистки она снова вернулась к последствиям своего промаха.

— Что произошло, когда вы разговаривали? Он хотел убить меня, не так ли?

Мэлон помедлил с ответом, но не смог найти способ скрыть правду.

— Да. Но помните, он был ужасно пьян. Никогда не видел его в подобном состоянии. Это будто бы был не он. Когда человек так пьян, его тянет выговориться, выплеснуться. Кроме того, он был озабочен своей собственной будущей безопасностью. Он не доверяет вам. — Тут же Мэлон попытался разубедить, успокоить ее. — Но, пожалуйста, не беспокойтесь. Нет причин для волнений. Мы обо всем позаботились. Остальные трое как один нажали на него как следует. Никто из нас не настроен на такое сумасшествие. При голосовании мы победили, ни в коем случае мы не хотим быть убийцами.

— Но он может.

— Говоря правду, нет. Поверьте мне, Шэрон. Он может быть жестоким, озлобленным, выпускать пары, но, когда дело доходит до действий, то отступает. Ему приходится думать о своем будущем. Он не совершит убийство.

— Но что будет, если он все-таки попытается?

— Не станет он этого делать, говорю вам. А если даже подумает об этом снова, мы ведь не будем сводить с него глаз ни на минуту. Осталось всего тридцать шесть часов, может немного больше, и вы окажетесь свободной. Будем держать его подальше до тех пор, пока не отпустим вас совсем.

— Я надеюсь на это.

— Главное, чтобы Зигман неукоснительно следовал нашим инструкциям в пятницу.

— Феликс сделает это обязательно. Вы знаете сами, что он поступит в точности по инструкции.

— А другая вещь, чтобы вы не узнали фамилий остальных?

— Клянусь, что не знаю.

— И что вы не пойдете в полицию, чтобы сообщить о Бруннере, когда вас освободят.

— Даже и не подумаю. Почему я должна поступить таким образом? Как только меня отпустят, как только меня здесь не будет и я окажусь дома невредимой, хочу позабыть об этом, исключая вас. Что я приобрету, если пойду в полицию? Ничего. Мне не нужна скандальная шумиха. И почему следует наказывать этого беднягу и его жену? Я и не думаю причинять ему вред, если вы защитите меня сейчас.

— Тогда вам не о чем беспокоиться, Шэрон. Я получил от вас слово. У вас есть мое. — Он бросил свою сигарету, надел снова перчатку, подхватил бумаги, ручку и жестом указал ей на столик. — Давайте покончим с этим вторым письмом. Хотя я совершенно против этого, пришлось согласиться действовать вместе с остальными. Думаю, что это письмо — ваш билет на свободу, так что следует приниматься за работу.

— Хорошо, я готова. — Она встала, затушила сигарету и последовала за ним к туалетному столику.

Мэлон подставил ей стул, и Шэрон села. Взяв себе другой стул, он положил перед ней чистый лист бумаги и дал ручку.