Гобелен с пастушкой Катей - Наталия Новохатская

И вот наступило время прощания. Реальная Америка стала срочно заменяться на некий образ, которому предстояло остаться со мной. Кроме образа я везла в Москву вещественные доказательства своего пребывания. В посольской лавочке я на отпускные деньги приобрела презенты для родных и знакомых, после чего валютные сбережения практически иссякли, удалось приобрести лишь джинсы на распродаже. Об остальном позаботились Жанин с Борисом.

После прощального поцелуя на пороге ее дома (вслед за парадным обедом), когда я уже села в машину Бориса, Жанин поставила мне на колени легкую коробку, прошептала «Поцелуйте Поля!» и захлопнула дверь. Вылезать из машины, говорить «нет, спасибо», значило бы испортить прощальную церемонию, и я не решилась.

Борис, когда мы отъехали, предположил, что Жанин испекла на дорогу торт (блестяще разбирается в женщинах мой двоюродный зять!) Тем грандиознее было его удивление, когда в его апартаментах на диване я разложила дары Жанин с намерением тотчас надеть их на себя. Борис на миг испугался, не продалась ли я спецслужбам противника за дамские наряды и шелковое белье, но поверил объяснениям (адаптированным) и счел за благо не вмешиваться.

— Да, кстати, совсем забыл, — добавил Борька как бы между делом.

Далее он на момент покинул квартиру и стал открывать багажник автомобиля (я видела это сквозь окно). Подозрение не успело оформиться, а Борис был в квартире и ставил ящик у моих ног.

— Уж не знаю, за кого ты выходишь замуж, Ирка писала об аспиранте на даче, а вот сегодня меня просили передать с тобой посылку, — пояснил зять Боря обстоятельно. — Один человек из торгпредства, вернее, из совместной фирмы. Рубен, фамилию не выговоришь. Кому отдать, ты знаешь, в конверте деньги для таможни, заплатишь пошлину.

Иногда меня посещали мысли, что Сурен найдет способ всучить свою смертоносную посылку. Но чтобы с такой элегантностью, через Бориса…

Одаренная сверх меры я пошла паковать вещи для предстоящего отлета. Как я понимала, пытаться вернуть ящик неведомому Рубену смысла не имело. В конфиденты Борис не годился ни с какой стороны. Теперь из Америки я везла подарки для всех, включая Сурена и Андрея Прозуменщикова. Для него предназначалась Олесина сумка.

Насколько мило и организованно отправил меня зять Борис из Америки вон, настолько хмуро встретило отечество на своем интернациональном пятачке. Мало того, что перед посадкой меня укачало, мало того, что на таможне я бесконечно писала и платила в валюте из-за Рубено-Суреновского ящика, мало того, что волокла его (ящик) из таможни в зал прилета пинками… Все это, как сразу выяснилось, были сущие семечки — меня ни одна собака не встретила!

Тщетно я озиралась, стоя на цыпочках, тщетно выискивала в толпе знакомые лица, народ рассеялся, и на ложно-мраморном полу я стояла одна, как перст, уныло отражаясь в начищенных плитках. Finita, приехали…

Вакуум вокруг меня дополнял вакуум в укачанной голове, я отогнала ящик в уголок у оконной стены и безнадежно уселась на него, как Аленушка у Васнецовского пруда, разве что голову не подперла опустившейся рукой.

Умолчу о том, что сидела я на (фигурально выражаясь) горячем ящике, то полбеды, от природы он был тяжелый и квадратный. Прежде чем заниматься насущными вопросами безопасности, необходимо было решить проблему физической транспортации смертоносного груза.

В дальнем углу зала пара мальчиков бодро выдавала напрокат тележки, однако сей виноград виделся в кисло-зеленых тонах: хоть видит око, да зуб неймет. Что-то подсказывало, что еще пара пинков — и содержимое ящика рассыплется в труху, а я изнемогу вконец. Зал длился километр, не меньше, и древнего волока ни грузу, ни бурлаку просто не потянуть. Нечего говорить, что взгромоздить ящик на тележку я не смогла бы никогда.

Добежать и вернуться, километр туда и километр с тележкой обратно представлялось возможным, но отчасти бесполезным. Ящик за эти десять минут мог спокойно уйти своим ходом в любом импровизированном сопровождении. Шереметьево 2, это вам, простите, не теологическая семинария.

Почему никто к моему прилету не явился, я даже спрашивать себя не стала — восприняла неслыханное хамство как данность — и размышляла о возможных путях возвращения домой себя и проклятого ящика. Я чувствовала, что вернулась в исходную ситуацию не только Ольги-Ады, а предыдущего курьера, оставалось брать такси и ехать в ресторан!

Однако даже этот проверенный способ действий был для меня недоступен. До смертельно опасной поездки в такси нужно было думать и трудиться. Вернее, думать, как трудиться: как волочь ящик до такси, которое предстояло неведомым способом раздобыть, не покидая ящика. Проблема вставала с безнадежностью квадратуры круга.

От бесплодных размышлений меня оторвали писк и щебет, услышанные за спиной. Я невольно обернулась, не сходя с пьедестала. Перед взором развернулась сладкая до пресыщения семейная сцена.

К углу зала приближалась полненькая темно-рыжая девушка-мама, вслед за ней сыпались двое пламенно-рыжих близнецов лет четырех-пяти (они и были источником щебета), а перед ними вышагивал на поводке серый пес с огромной головой, близнецы едва доставали до его живота. Вся эта прелесть явно направлялась ко мне.

Медные волосы мамаши стремились разлететься во все стороны и напоминали рифленую проволоку, под электрической прической сияло простенькое, удивительно приятное личико, и она говорила сквозь неослабевающий писк:

— Пожалуйста, девушка, на пять минут. Он совсем маленький, ему годика нет, Милошке. Он вам ничего не сделает, он ласковый, как котенок. А эти дьявольские силы, представляете, им обоим приспичило, нужно вести в туалет, в женский обоих сразу. Ну это полбеды, а вот Милошку туда никак нельзя. Девушка, пожалуйста, подержите Милошку!

В завершении речи медноволосая предводительница стайки протягивала с мольбой кожаный поводок. Рыженькая мама тоже барахталась в невозможной ситуации, и наши общие беды могли быть превосходно скоординированы. Принимая на хранение юного пса, я формулировала в уме ответную просьбу. Вариант, при котором рыжее семейство окажется способным похитить ящик после посещения туалета, представлялся маловероятным, а посторожить груз они могли профессионально, с малолетним догом Милошкой.

Минут пятнадцать мы с Милошкой провели в приятной беседе, он нюхал и лизал мои старые джинсы, а я обильно жаловалась вслух — какие же скоты мои друзья и деловые партнеры, бросили с проклятым грузом, что хочешь, то и делай — животные, одно слово!

Хозяйское семейство вернулось к нам веселое и довольное, пес чуть не повалил их всех, а я поделилась с рыжей Диной своей бедой и попросила посмотреть за ящиком буквально пять минут, пока я раздобуду тележку.

— Нет проблем, — обрадовала меня Дина, усаживая близнецов на ящик и строго наказывая не колотить по нему ногами. — Вы нас просто спасли от жуткого позора, сейчас все организуем. А хотите еще лучше? У нас вагон времени, я позову Гешу. Он у грузового входа, ящик для Милошки свинчивает. Когда закончит, мы его попросим. Он вам не только тележку достанет, он вам и такси поймает. Геша, он такой… Он все может, как фокусник Кио. Хотите?