Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

В воскресенье 26-го опять — и утром, и вечером — приходил в рабочий кабинет, опять принимал Цюрупу, говорил по телефону, давал поручения секретарям. То же и в последующие дни: телефонные звонки, письма, поток различного бумаг, книг. 29-го он полтора часа беседует со Сталиным, потом более часа с замнаркомом РКИ В.А. Аванесовым. 30-го — с Адоратским, который приносит «чистые листы» сборника Маркса и Энгельса «Письма. Теория и политика в переписке Маркса и Энгельса»954.

По записям врачей, 28, 29, 30 ноября чувствовал себя Владимир Ильич хорошо. Но прошедшие приступы, при всей их кратковременности, не только еще раз напомнили о болезни, но и, судя по всему, заставляли думать о перспективе.

Среди принесенных ему книжных новинок — сборник последних писем Энгельса. Издатели дали ему свое название: Ф. Энгельс. «Политическое завещание (из неопубликованных писем)». После ухода Адоратского он пишет на обложке этой книги: «Сохранить на полке. 30.XI.1922.Ленин». И особо просит библиотекаря Шушанику Манучарьянц оставить этот сборник на месте, под рукой955.

При всей загруженности текущими делами, Ленин постоянно помнил о тех вопросах, решение которых он не довел до конца. Одним из них являлся вопрос о монополии внешней торговли. Постановление пленума ЦК по докладу Сокольникова 6 октября ему удалось заблокировать через Политбюро 16 октября и отложить окончательное решение до пленума ЦК в декабре.

27 ноября, сразу после приступа, Ленин забирает к себе на квартиру все материалы по монополии внешней торговли. На следующий день он звонит Фрумкину, а затем поручает А.М. Лежаве «позондировать почву», то есть переговорить с членами ЦК, наркомами, хозяйственниками о том, что они думают по данному вопросу. 29-го Владимир Ильич беседует об этом с председателем комиссии СНК по монополии внешней торговли Аванесовым и просит его сформулировать выводы комиссии1.

30 ноября Политбюро ЦК назначает дату проведения пленума— 15 декабря. А уже 3 декабря Ленин получает от Аванесова выводы комиссии СНК. Она решительно подтверждает необходимость сохранения монополии, которая не может быть отменена «ни полностью, ни даже частично», как из соображений экономических, так и политических. И на следующий день, при очередной встрече с Аванесовым, Владимир Ильич высказывает ему полное удовлетворение этим выводом956 957.

В оставшиеся до пленума дни он постоянно держит под контролем этот вопрос. Опять встречается с Аванесовым, Фрумкиным, Цюрупой, а 12 декабря — с торгпредом в Германии Стомоняковым, который привез письмо полпреда Кре-стинского, формулировавшего свою позицию по поддержке монополии. И в этот же день Ленин пишет коротенькую записочку Троцкому: «Посылаю Вам письмо Крестинского… Я буду воевать на пленуме за монополию. А Вы?»958

Вопрос был задан не случайно. Противники монополии тоже, как говорится, не дремали. Упоминавшееся выше октябрьское письмо Бухарина против монополии внешней торговли ходило среди членов ЦК, партактива и звучало не только остроумно, но и достаточно аргументировано.

Николай Иванович писал, что Ленин и Красин игнорируют те бесчисленные убытки, которые несет страна от «неработоспособности НКВТ», который он называл не иначе, как «системой Главзапора», и этот забюрократизированный аппарат еще долго будет не в состоянии «мобилизовать крестьянский товарный фонд и пустить его в международный товарооборот»1.

13 декабря, спустя почти месяц после появления бухаринского документа, Ленин диктует письмо Сталину «для пленума ЦК»: «Я считаю самым важным разобрать письмо т. Бухарина». С момента возникновения разногласий по этому вопросу Владимир Ильич предупреждал, что вопрос о монополии внешней торговли это не только вопрос о коммерции и организации товарооборота с заграницей. В конечном счете он способен стравить деревню с Советской властью, то есть связан с проблемой союза с крестьянством. «Это такой коренной вопрос, — указывает Ленин, — из-за которого безусловно можно и должно побороться на партийном съезде»959 960.

Что же касается «Главзапора», то Владимир Ильич напоминает об английский фритредерах XIX века, демагогически утверждавших, что только полная свобода торговли и невмешательство в нее государства улучшит материальное положение трудящихся. Прилепить противнику обидный ярлычок — было их излюбленным приемом. Вот и в бухаринском выражении «система Главзапора», — замечает Ленин, — «ничего, кроме совершенно вульгарной фритредерской фразы, здесь нет»961.

Конечно НКВТ работает плохо — это факт. Но «неработоспособность эта не больше и не меньше, чем неработоспособность всех наших наркоматов…» Что из этого следует? Только то, что надо долго и упорно добиваться того, чтобы они работали хорошо. Но ведь сейчас решается совсем другой вопрос: «Будет ли наш НКВТ работать на пользу нэпманов или он будет работать на пользу пролетарского государства»962.

Сам крестьянин не станет напрямую торговать с иностранными фирмами, и в деревню хлынут отовсюду злостные спекулянты-скупщики, агенты иностранных компаний, орудующие долларом, «мы не удержим свободной торговли в рамках, которые намечает решение пленума 6.Х… У нас вырвут из рук торговлю силой напора не только контрабандистов, но всего крестьянства», ибо такой экспортер «мобилизует вокруг себя все крестьянство самым быстрым, верным и несомненным образом»963.

Бухарин считает, что решить подобные проблемы можно с помощью хорошо поставленной таможенной охраны. И это — «самая поразительная его ошибка, причем чисто теоретическая…» Не надо засорять себе глаза. «Никакая таможенная политика, — напоминает Ленин, — не может быть действительной в эпоху империализма и чудовищной разницы между странами нищими и странами невероятно богатыми… В указанных условиях полностью сломать эту [таможенную — ВЛ] охрану может любая из богатых промышленных стран… Денег для этого у любой промышленной страны более чем достаточно…» А это неминуемо сломит всю нашу российскую промышленность наверняка1.