Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Почему?

– Потому что я слышал, как с Филиппо вы иногда ругались, а с Себой ты никогда не ругаешься.

Даниэла молчит и смотрит на сына, не зная, сделать или не сделать этот столь важный шаг. Настал ли нужный момент? Не слишком ли рано?

Потом Васко внезапно к ней поворачивается.

– Мама, ну что же ты?

– А что?

– Ну давай, читай мне про Тарзана.

В театр Делле-Витторие я вбегаю; меня остановил охранник, но потом, узнав меня, сразу же пропустил. Я вхожу в студию, и навстречу мне идет Симоне.

– А вот и я. А что происходит?

– У нас небольшая проблема. Я написал и Ренци, но он на встрече в Милане и ответил мне, что не может приехать. Только поэтому я тебя и побеспокоил.

– Ты меня не побеспокоил. Это моя передача и моя работа. Так что же происходит?

Симоне отходит немного в сторону так, чтобы мы могли поговорить в уголке, и нас никто не услышал.

– Мы должны были проводить запись. Около Риккардо должна была стоять вода, и ему полагалось пить ее во время передачи два раза. И Джури – тоже два раза. По крайней мере, договоренность была такой. Но он отказался это делать. Режиссер ему об этом напомнил, но Риккардо сказал, что не хочет пить. Тогда Роберто разозлился, разбушевался, как сумасшедший, потому что сегодня он хотел записать по крайней мере два выпуска, но теперь из-за Риккардо он не записал даже и половины первого.

– Где сейчас Роберто?

– В режиссерской.

– А Риккардо?

– В гримерке с Джури.

Я поднимаю бровь, словно намекая: «Понятненько…».

Симоне разводит руками.

– Они всегда вместе. Если хочешь знать все, то этот финт с водой присоветовал ему Джури. Мне сказала об этом Дора, гримерша: она слышала их разговор, когда прибиралась, загримировав его.

– Хорошо. Спасибо.

Я иду через студию и как раз в это время слышу, как вибрирует мобильник. Это Ренци. Я отвечаю.

– Это я.

– Как дела? Проблемы?

– Я их сейчас решаю.

– А что случилось?

– Когда я их решу, сразу же тебе позвоню.

– Ты выкрутишься сам, или нужна моя помощь? Я в Милане, выхожу из студии, тут все прошло хорошо.

– Нет, не волнуйся, надеюсь выкрутиться сам.

– Я еду на вокзал, если что – звони мне.

– Хорошо.

Я нажимаю «отбой» и вхожу в режиссерскую. Едва я открываю тяжелую дверь с большим толстым стеклом, как слышу крики Роберто Манни.

– Какого черта эта засранка мешает именно нам! И вот теперь эта его «невеста» указывает нам, что делать! Для чего мы «ее» взяли? Чтобы «она» над нами издевалась? Чтобы потом эта парочка была довольна? Ну если они так думают, то я… – Увидев меня, он продолжает: – Мы не можем позволить, чтобы с нами так обращались. Я всю жизнь делаю передачи, но никто и никогда не ставил меня в такое дурацкое положение.

Я смотрю, как он сидит и изо всех сил лупит кулаком по режиссерскому пульту. Кажется, он уже дал выход своему гневу, кажется, он успокаивается, но нет: им овладевает очередной приступ ярости, и он продолжает стучать кулаками, ударяя ими по режиссерскому пульту два, три четыре раза.

– Свинство, свинство, свинство!

И так он стучит кулаками до тех пор, пока ему не становится больно. Он растирает руку, пока Линда, его ассистентка, спрашивает его спокойным голосом:

– Хочешь немного воды, Роби?

Похоже, она уже привыкла к таким сценам.

– Да, дай мне ту воду, которую не хочет пить эта стерва!

Я пытаюсь его успокоить.

– Давай я сейчас схожу в гримерку и попробую его убедить. Если, когда мы выйдем, все будет в порядке, возобновим запись без всяких споров. Сделай мне это одолжение, Роберто. Спасибо.

Не ожидая ответа, я выхожу из режиссерской. Пересекаю студию и иду по коридору, ведущему в гримерки. Стучу два раза.

– Кто там?

– Стефано, можно?

– Входи.

Он сидит на вращающемся стуле, а Джури – напротив него, на диване: он листает один из тех журналов, которые наполнены фотографиями вип-персон.

– Привет, Риккардо, привет, Джури. Что происходит?

– Привет, Стефано, – отвечает мне один Риккардо. – Это ты мне скажи, что происходит. Мы ничего не знали про эту воду.

Он сказал «мы». Джури на секунду перестает читать и, едва подняв подбородок, делает легкий намек на корпоративное приветствие, даже не утруждая себя никакими словами. Моя интуиция подсказывала правильно: я должен был его тогда отлупить.

– Почему ты так говоришь? Мы это обсуждали, провели особое совещание и даже сделали прибавку к гонорару для каждого отдельного выпуска.

– Прибавку… Всего пятьсот евро. И потом я понял, что должен пить воду в каждой передаче.

Джури решает его поддержать.

– Да, это не очевидно.

– Что-то я не помню, чтобы я видел тебя на том совещании.

Риккардо не дает вспыхнуть возможному спору и подавляет его в зародыше:

– Я ему об этом рассказал в тот же вечер. Он говорит правильно: это не очевидно.

Джури смотрит на меня и улыбается. Он рад, что принес своей команде еще одно очко. Риккардо умнее и старается на него не смотреть. Я все больше и больше убеждаюсь, что в тот день я должен был поступить по-своему, как тогда хотел.

– Ладно, мне жаль, что возникло это непонимание. Мы можем все уладить и продолжить запись?

Риккардо бросает взгляд на Джури, и тот едва заметно кивает головой в знак согласия.

– Да, думаю, что да. Ну и как ты думаешь решить эту проблему? Мне жаль, но было действительно не очевидно, что мы должны пить.

– Хорошо, хватит об этом, это не проблема… – На самом деле это четко написано в договоре, который он подписал, но я решаю закрыть на это глаза и понести убытки. – А что если это будет тысячу евро за передачу?

Риккардо улыбается:

– Да, и пятьсот для Джури. – И он смотрит на меня так, словно эта мысль пришла ему в голову именно сейчас. – Ведь и он должен пить.

– Хорошо. Я велю приготовить для вас другой договор с этими условиями. Однако наш договор начинает действовать сразу же. Возвращайтесь, пожалуйста, в студию, тогда мы начнем записывать.

Я выхожу из гримерки в коридор, делаю несколько шагов, а потом оглядываюсь по сторонам: никого нет. Я пинаю ногой первую попавшуюся дверь и вышибаю ее. Похоже, их делают из второразрядной фанеры; я думал, она окажется прочнее. Потом я замечаю кофемашину. Нахожу в кармане пятьдесят евроцентов и беру кофе. Я нажимаю на кнопку выдачи сахара и жду, когда автомат выдаст мне пластмассовую ложечку. Потом прохожу через студию и заявляюсь в режиссерскую.