Генералы Великой войны. Западный фронт 1914-1918 - Робин Нейландс

Эти мысли были не новы. Усилия по предотвращению и прекращению войны начали предприниматься до того, как прозвучали первые выстрелы, и продолжались с тех пор непрерывно, в том числе подобные инициативы предпринимали римский папа и Соединенные Штаты, однако для примирения не было оснований, поскольку противоборствующие стороны не могли прийти к согласию относительно того, кто начал войну и кто должен понести за это наказание, или на самом деле — ради чего они действительно воюют.

Большая часть Европы винила Германию, и особенно кайзера, однако немцы не верили, что это они начали войну, и продолжали оспаривать это обвинение даже на Версальской мирной конференции в 1919 году, где представители Германии отказались утвердить 231-й параграф договора, который обязывал их страну принять на себя всю ответственность «за ущерб и убытки, причиненные союзникам и присоединившимся к ним правительствам вследствие войны, начатой против них агрессией Германии и ее союзников».

И хотя Германия отвергла это обвинение, последующее исследование профессора Франца Фишера, проведенное в кайзеровских архивах, показало, что Европа по большому счету была права. Милитаристская Германия, где накануне 1914 года господствовали юнкеры и армия, действительно планировала агрессивную войну против Франции и России, в которой Бельгия и, возможно, Голландия, а равно и громадные пространства России предполагалось опустошить и захватить. У всех европейских стран были мобилизационные планы, и многие французские генералы и политики мечтали о возвращении Эльзаса и Лотарингии и реванше за поражение от Пруссии в 1870 году; однако только Германия располагала мобилизационными планами, исполнение которых неизбежно приводило к развертыванию завоевательной войны. Фактор времени, существенный для плана Шлиффена, делал германскую мобилизацию не оборонительным мероприятием, а решительным шагом к началу тотальной войны.

Потеря ежегодно миллиона человек, однако, отягощала души даже в Берлине. Захват Бухареста центральными державами в декабре 1916 года (когда Румыния вступила в войну на стороне держав Антанты) позволил германскому канцлеру Теобальду Бетман-Гольвегу высказать мысль о том, чтобы кайзер и Верховное командование предложили мир державам Антанты без намерения показать свою слабость. Генералы и адмиралы не возражали, первые — потому, что знали, что нанесли французам и англичанам больший урон, чем потерпели от них, вторые — потому, что в случае, если бы этот мирный план был отвергнут, канцлер не мог бы далее противодействовать неограниченной подводной войне, которую германские адмиралы рассматривали в качестве единственного надежного средства выиграть войну. Некоторые германские военачальники, особенно Гинденбург, хотели завершения войны, поскольку знали, что потери под Верденом и на Сомме нанесли смертельный удар германским армиям и продолжение войны в таком масштабе может иметь только один исход. На конференции в Плесе в январе 1917 года Гинденбург сказал: «Дела не могут идти хуже, чем сейчас. Эта война должна быть завершена любыми способами и как можно скорее». Это была чистая правда, однако, если Германия и хотела мира, выставляемые ею условия не давали шансов на его достижение.

Страны Антанты без сожаления отвергли предложения Германии, поскольку условия мира были возмутительны. В обмен на прекращение огня Германия требовала передачи ей Бельгийского Конго и французской промышленной области Бри-Лонжи. Германия соглашалась на восстановление Бельгии, однако она должна была находиться под германским влиянием; более того, бельгийцы должны были отдать Германии Льеж. Германия, разумеется, должна была удержать Эльзас и Лотарингию. Границы Австрии должны были быть исправлены, и в них включались некоторые богатые области Италии, кроме того, к Дунайской монархии отходила Сербия. Подобные условия перечислялись на нескольких страницах. Их целью было доставить Германии за столом переговоров все, чего она могла приобрести или удержать только ценой огромных потерь на поле боя.

Позиция Германии состояла в том, что война была для нее вынужденной ввиду «окружения» ее территории агрессивным союзом, включающим Францию, Россию и Великобританию, и есть основания верить или по крайней мере принимать в расчет этот аргумент. В конце 1916 года у Германии не было настоятельных причин искать мира любой ценой. Если бы мир был предложен для прекращения бойни, переговоры начались бы с большим перевесом в пользу Германии — отсюда этот ошеломительный список требований.

Державы Антанты были не менее непреклонны. Франция настаивала никак не меньше чем на возврате Эльзаса и Лотарингии и репарации для возмещения убытков, понесенных ею во время войны. Британия вступила в войну для обеспечения нейтралитета Бельгии и для того, чтобы сразить потенциального морского агрессора, прежде чем он станет слишком сильным. Восстановление независимости Бельгии было минимальным требованием Великобритании, но, кроме того, должен был быть разрушен немецкий флот, поскольку продолжение его существования угрожало господству Британии на море.

Эта угроза по-прежнему существовала не только потому, что немецкие подводные лодки наносили тяжелый урон британскому торговому флоту, они также наносили чувствительные удары и по военно-морским силам. Даже британский надводный флот действовал не слишком успешно. В Ютландском сражении в мае 1916 года Королевский военно-морской флот хотя и одержал, как утверждалось, стратегическую победу над Императорским морским флотом Германии, на самом деле потерпел тактическое поражение. Британцы потеряли 6000 человек, три линкора, три тяжелых крейсера и восемь эсминцев, в то время как потери Германии составили один линейный корабль, один тяжелый крейсер, три легких крейсера, восемь эсминцев и около 2500 человек.

Однако, несмотря на то, что если не считать нескольких вылазок, после Ютландского сражения немецкий флот провел остаток войны в портах, Королевский британский флот, столетиями господствовавший на море, потерпел крупную неудачу, и ему еще только предстояло найти эффективные средства борьбы против растущей угрозы, которую представляли собой подводные лодки. Блокада союзниками — главным образом англичанами — германских портов постепенно удушала немецкую экономику и обрекала ее население на голод, однако немецкие подводные лодки смогли изменить положение, не в последнюю очередь потому, что первый лорд Адмиралтейства просто отказался ввести систему конвоев для британских и союзных судов.

Если принять в расчет все эти факторы, понятно, что наиболее вероятным результатом любых мирных переговоров был тупик: несмотря на то что все великие державы выражали желание мир, ни одна из них не желала даже думать об уступках, необходимых для его заключения. Как мы видели, сложная система взаимосвязанных договоров и союзов способствовала быстрому распространению войны в 1914–1915 годах. Теперь, по всей видимости, без всеобщего согласия мир был невозможен, поскольку обе группировки приняли соглашение, что сепаратные договоры о мире с какими-либо воюющими странами даже не рассматриваются.

Кроме того, в случае полной победы победителей ожидала богатая добыча. Италия, которая несмотря на то что состояла в Тройственном союзе с Германией и Австрией, в августе 1914 года выбрала нейтралитет и в конце концов вступила в войну на стороне Антанты — только против Австро-Венгрии — в мае 1915 года. Итальянцы надеялись на территориальные приобретения в Тироле и на Адриатическом побережье в случае возможного расчленения Австро-Венгерской монархии после войны или в том случае, если новый император Карл, который взошел на трон Габсбургов после смерти Франца-Иосифа в ноябре 1916 года, окажется менее преданным германско-австрийскому союзу.