Изображение военных действий 1812 года - Михаил Барклай-де-Толли

Государь! нужно единоначалие! хотя усерднее к пользам Отечества, к защите его, великодушнее в поступках, наклоннее к приятию предложений быть невозможно достойного князя Багратиона. Но не весьма часты примеры добровольной подчиненности. Государь! ты мне прощаешь смелость мою в изречении правды.

Письмо Артиллерии генерал-майора Ермолова к графу Алексею Андреевичу Аракчееву от 27 июля 1812 г.

Я, почитая себя обязанным представить государю императору мнения мои о действиях армии, имею честь препроводить оные вашему сиятельству с тем, что если изволите вы найти их достойными внимания его императорского величества, благоволили бы их представить.

Если же признать изволите их бесполезными – оставить или возвратить их мне. Я имею честь покорнейше объяснить вашему сиятельству, что я взял смелость писать не с каким другим намерением, как открыть образ мыслей моих относительно до положения армии и предположения о намерениях неприятеля.

Я открываю удобность оценить мои способности, ибо лучше хочу, чтобы виден был недостаток оных, нежели, скрывая, занимать недостойно место, по обстоятельствам слишком важное и на которое нельзя сыскать человека слишком способного.

Именной Высочайший Указ Правительствующему Сенату о Пожаловании графу М. И. Голенищеву-Кутузову княжеского достоинства от 29 июля 1812 г.

В изъявление особенного нашего благоволения к усердной службе и ревностным трудам нашего генерала от инфантерии графа Голенищева-Кутузова, способствовавшего к окончанию с Оттоманскою Портою войны и к заключению полезного мира, пределы нашей империи распространившего, возводим Мы его с потомством его в княжеское Всероссийской империи достоинство, присвояя к оному титул светлости. Повелеваем Сенату заготовить на Княжеское достоинство диплом и поднесть к нашему подписанию.

Письма А. П. Ермолова к князю П. И. Багратиону

30 июля 1812 г.

Милостивый государь, князь Петр Иванович.

Я читал бумагу военного министра к вашему сиятельству. Все оправдание нашей нерешимости, медленности предпринимаемых не у места мер есть намерение продолжать, как думает он, войну, дабы дать время составить новые ополчения. Намерение, наиболее к обстоятельствам приличествующее и спасительное, но я спрошу смело каждого, отняты ли у неприятеля между тем способы атаковать нас? Кажется, выгода его не терять время.

Я дорожу за последствие, а ваше сиятельство не должны молчать о том. вы можете говорить и далее. Славнейшая, столькими делами приобретенная репутация, надежда, возложенная на доверение и любовь к вам войск, известность всей России дают вам права, которых никто другой не имеет. Все вас должно заставить говорить и быть услышану.

Мы не знаем, что мы делаем, а кажется, делаем не то, что надобно. Дали неприятелю собрать свои силы, которые он потому даже употребит в действие, что, содержа их вместе, нечем кормить, кроме того, что движениями нас запутает, и я боюсь, чтобы опять не бросили нас в разные стороны.

Сдержите ваше слово, благодетель мой, не отставайте от нас, чтоб нас не разрезали; а нас не опасайтесь, мы с своим молодечеством и искусством недалеко уйдем от вас.

Дай Бог попасть на Духовщину, а вам не худо помышлять о Дорогобуже. К нам беспрестанно доходят слухи, что неприятеля немалы силы в Поречье и что вчера в 40 отсюда верстах было очень много пехоты с артиллериею. Сию минуту привели камердинера одного дивизионного командира, в 6 верстах от Поречья пойманного, который говорит, что их там и Мюрат там же. Что мы будем делать; обо всем Вас, благодетеля моего, уведомляю.

С совершенным почтением и беспредельною преданностью честь имею быть вашего сиятельства, милостивый государь, всепокорнейший слуга

* * *

Милостивый государь, князь Петр Иванович.

Я говорил министру, что вы желаете, чтобы армия, [которая] имеет честь служить под вашими повелениями, имела несчастие вас лишиться (не понравилось), что хотите сдать команду; это ему не только не понравилось, но кажется мне, что он испугался, ибо подобное происшествие трудно было бы ему растолковать в свою пользу.

Нельзя скрыть, что вы не оставили бы армии, если бы не было бестолочи, и, конечно каждый вразумится, что частные неудовольствия не могут иметь места. Я заметил, что сие предложение его даже испугало, ибо впоследствии, может быть, надобно будет дать отчет России в своем поведении.

Конечно, мы счастливы, существуя под кротким правлением государя милосердного, но нынешние обстоятельства, состояние России, выходящее из порядка обыкновенного дел, поставляют и нас в обязанности и в соотношения необыкновенные; не одному уже государю давать надобно будет людям таким, каковы ваше сиятельство и военный министр, отчет в своих делах, но самому Отечеству.

Вам, как человеку, боготворимому подчиненными, тому, на коего возложена надежда многих и России, я обязан говорить истину, Вам несовместно принимать частные неудовольствия к сердцу, как все стремление должно быть к пользе общей и когда одно сие может быть спасением Отечеству.

Пишите обо всем государю. Если подобных мне не достигает голос до его престола, ваш не может быть не услышан.

С глубочайшим высокопочитанием и истинною преданностью имею честь быть и проч.

* * *

Милостивый государь, князь Петр Иванович.

Несправедливо вините меня, благодетель мой, будто я начал писать уже дипломатическим штилем. Я вам говорю, как человеку, которого нет человека, кто бы не знал и даже живущие в отдалении в России; говорю тому, на которого не без основания полагает Отечество надежду, тому, которого и государь уважает, и которому, конечно, верит.

Вы согласуетесь с предложениями министра, не хочу сказать, что вы повинуетесь ему; но пусть и так в обстоятельствах, в которых мы находимся, я стану на колена пред скромностью и умеренностью вашею. По крайней мере, то, что пишете вы к человеку, или слишком привязанному к своим мнениям, или слишком надеющемуся на себя, или, наконец, не внемлющему и не разумеющему важности обстоятельств, пишите, ваше сиятельство Бога ради, ради Отечества, пишите государю.