Русская Америка: Открыть и продать! - Сергей Кремлев

Весь тон этого документа — предельно деловой и конкретный, и видно, что русские в районе Алеут и Аляски к тому времени обосновались уже прочно и, я бы сказал, рутинно… Жили-жили, не тужили. Вот и аглинские корабли пожаловали… Что же — хлеб-соль, а я ем, да свой!

Младшему сверстнику Шелихова (на два года моложе), воспитаннику «Иркутской навигацкой» школы Герасиму Григорьеву сыну Измайлову было тогда тридцать три года. В двадцать три он участвовал в экспедиции Креницына — Левашова, в двадцать шесть попал в плен к польскому ссыльному Морису Беньовскому. Тот поднял мятеж на Камчатке, захватил судно и бежал во Францию. До Франции было далековато, Измайлов там ничего не потерял, и кончилось тем, что поляк высадил его и камчадала Паранчина на пустынном берегу курильского острова Симушир. Однако Герасим не пропал, добрался до Сибири и вскоре опять ушел в море.

В 1788 году Измайлов и Дмитрий Иванович Бочаров на галиоте «Три святителя» завершили открытие северного берега залива Аляска от Кенайского полуострова до залива Якутат. По результатам съемки Бочаров составил карту «полуострова Алякса»… Тогда Аляску русские называли и так…

Вот кто был у Шелихова в товарищах и соратниках. С такими людьми можно было и горы сворачивать, и дел наворотить.

Они и сворачивали.

Планы Шелихова ширятся. Он уже и с Филиппинами готов торговать, тесня на рынках Тихого океана европейцев и янки… И ходатайствует перед Екатериной о беспроцентной ссуде в 200 тысяч рублей на 20 лет…

Словарь Брокгауза и Ефрона ложно сообщает, что Шелихов вместе с Иваном Куликовым эти деньги из Коммерц-коллегии получил вместе с похвальной грамотой.

В действительности же императрица отказала, сопроводив доклад Комиссии о коммерции рядом язвительных замечаний (мол, просители займа напоминают ей того, «который слона хотел выучить говорить за тридцать лет» в расчете на то, что за такой срок умрет или слон, или он, или дающий деньги).

Историки считают, что отказала она потому, что резонно была не готова пойти на обострение тихоокеанской ситуации. Мол, хватало проблем в Европе. Шла война с Турцией, непросто было со Швецией.

К тому же в Америке английские колонии восстали против метрополии.

Что ж, возможно, историки и правы — в начале 1780 года, в связи с насильственными действиями английского флота по отношению к нейтральной торговле с североамериканскими колониями, Россия выдвинула принцип вооруженного нейтралитета и обратилась с соответствующей декларацией к Англии, Франции и Испании.

Франция и Испания признали его де-юре, Англия — де-факто. В1780—1783 годах с учетом этого принципа образовалась система союзных договоров России с Данией, Швецией, Голландией, Пруссией, Австрией, Португалией и Королевством обеих Сицилий.

Равновесие было неустойчиво, и историки утверждают, что Екатерина-де не захотела рисковать, а только наградила Шелихова и его компаньона Ивана Голикова золотыми медалями и шпагами.

Но вряд ли дело было только в политике, и вряд ли все действия женщины, даже на троне, можно и нужно объяснять государственным расчетом. В момент отказа Шелихову фаворитом Екатерины был ничтожный Дмитриев-Мамонов. А на носу у стареющей монархини был роман с не менее никчемным Платоном Зубовым. Ее былой державный масштаб постепенно усыхал до размеров спальни…

Еще впереди были взятие Очакова и Измаила, суворовские Фокшаны и победы Ушакова при Тендре и Калиакрии. Но это были всё дела, так сказать, налаженные, привычные. А к новому и рисковому бывшая умница Софья-Фредерика уже была, похоже, неспособна.

Когда-то мгновенно снарядив экспедицию Креницына, она через четверть века равнодушно пометила на полях перспективнейшего доклада: «Многое распространение в Тихое море не принесет твердых полз. Торговать дело иное, завладеть дело другое».

Хотя…

Хотя, уважаемый мой читатель, тут кое-что кое с чем не вяжется! Примерно в то же время, когда Екатерина на инициативу Шелихова отреагировала вот так, она же санкционировала две экспедиции (состоявшуюся — Биллингса и сорвавшуюся — Муловского), целями которых было как раз «завладеть», да еще и как завладеть! Об этом в своем месте будет сказано…

Но почему таким разным оказался царицын подход к сходным проблемам? Почему она не заинтересовалась идеями Шелихова?

Что ж, тут, как я уже сказал, кроме государственных интересов имело значение, пожалуй, и другое…

«Записные» историки, идя за писаными бумагами и будучи привержены «строгим фактам» (как будто бы они следили за каждым шагом основных фигур в любой эпохе), не учитывают того, что зарубить на корню русские перспективы в Русской Америке было жизненно необходимо и Лондону, и Парижу, и Мадриду, и новым хозяевам Североамериканского континента, и много еще кому…

Так вот, используя всяких там мамоновых и зубовых и верно их настропалив (чем-чем, а хорошей памятью, кроме еще кое-чего, они обладали оба), можно было настроить Екатерину практически любым образом.

Искать же в самых закрытых архивах протоколы «ночных заседаний» в монарших спальнях — дело гиблое. Хотя в их «ходе» порой решались такие вопросы, что потом лишь сокрушенно пожимали плечами любые коммерц-коллегии. Тем более что та же, скажем, Англия уже имела в Петербурге достаточный опыт прямого скрытого влияния на придворную элиту… Вспомним того же императрицыного лейб-медика Роджерсона…

А мутные фигуры англофилов до мозга костей Александра и Семена Воронцовых? Эти два брата-графа отворачивали Россию к Англии на протяжении добрых тридцати лет! Первый из них был назначен послом в Лондон еще в 1762 году — двадцати одного года. Второй пребывал там в том же качестве с 1784 по 1800-й год. Отставил его уже император Павел.

И вряд ли одной только новой государственной ленью Екатерины можно объяснять то положение, в каком — по свидетельству уже помянутого мной в предыдущей главе декабриста барона Штейнгеля — «флот и морская служба, равно как и самый Кронштадт, в последнее время царствования Екатерины находились…»

Штейнгель был тогда кадетом Морского корпуса, и вот что запомнила его молодая память: «Число кораблей хотя значительно было, ибо, помнится, считалось до 40 линейных кораблей в Кронштадте и Ревеле, но они большею частию были ветхие, дурной конструкции, с таким же вооружением и не обшивались медью, от чего большею частию ходили дурно. Капитаны любили бражничать. Офицеры и матросы были мало практикованы… Офицеры любили куликать, и вообще людей образованных было мало… В порте был во всем недостаток, и воровство было непомерное, как в адмиралтействе, так и на кораблях…».

«Со вступлением на престол Павла, — пишет далее Владимир Иванович, — все переменилось. В этом отношении строгость его принесла великую пользу».

Вспоминал моряк-декабрист и жизнь свою в Морском корпусе. При Екатерине и директоре Голенищеве-Кутузове кадеты жили впроголодь и «впрохолодь»… Но: «не стало «матушки», воцарился Павел Петрович, и переменилось с первых дней положение кадет… Государь отечески занялся заброшенными. Посещения были часты и внезапны. Заботливость гласная и разительная…»