Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Бураттини. Фашизм прошел - Михаил Елизаров

Бураттини. Фашизм прошел - Михаил Елизаров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 28
Перейти на страницу:

В девяносто первом году произошел невозможный скачок: страна в кратчайший срок преодолела этап длиной почти в тридцать лет и буквально выпрыгнула из модерна в постмодернизм.

Появившийся на Западе в середине шестидесятых годов постмодернизм стал своего рода заклятьем, наложенным на модернизм. Мировое сообщество было испугано тем, что модернизм, декларирующий Поступок (например, Карибский кризис), способен поставить на реальности большую точку. Постмодерн создавал множество точек. В нем было возможно все, и это все было необязательным. Постмодерн изгонял реальность (мы не здесь и не сейчас) и делался разновидностью или филиалом ирреального загробного мира. В этот постмортум и устремился СССР. Молниеносный процесс во многом напоминал ту самую телепортацию из фильма Кроненберга. Смертельно опасный опыт страна, как и герой фильма – физик, делала, будучи по-ельцински подшофе.

Краткий опыт постмодерна дал понять, что телепортация прошла неудачно. В камеру определенно попала «муха». Как и в фильме Кроненберга, проблема не сразу дала о себе знать. Привычный мир разрушался постепенно. Законы логики и морали советского модерна еще действовали, хотя в них уже проникли новые мушиные молекулы ДНК – пошел процесс мутации. Постсоветская Россия, похожая на прокаженного, стояла перед зеркалом в ванной и видела, как отваливаются ненужные уши и пальцы, выпадают зубы. Подступала паника.

Уже в середине девяностых было понятно, что не обошлось без «насекомого». Задавались вопросами, собственно какого – неизжитая ли коммунистическая тлетворная тля? Пассионарные носители новой культурной парадигмы активно разоблачали недостатки парадигмы прежней, благо, что противоречивость и тоталитарное наследие модернизма делались прекрасным объектом для осуждения.

Физик из «Мухи» после долгих расчетов понял, что спасти его может лишь новая телепортация. Он должен зайти в камеру-порт вместе со своей подругой и, только когда два человека сольются в одного, муха будет изжита. Почему андрогин не будет носителем мушиных черт; почему, в конце концов, не учитывалась вероятность появления гигантской мухи-андрогина – не объяснялось. Но это и понятно: все исследования проходили в состоянии истерики. В любом случае, возвращения физика в том виде, в котором он был до первой телепортации, уже не предусматривалось. Хотелось одного – просто получить человека.

Уже на исходе девяностых постмодернизм сделался объектом яростной критики. Отовсюду лезли его мушиные волоски, усики и крылышки, отгнивали уши и пальцы. Назрела необходимость реабилитационной телепортации. Состояния постпостмодернизма быть не может. Единственный очевидный путь лежит обратно – в модерн. Задача проста: любым путем получить Человека, пусть уже не советского – носителя Кодекса Строителя Коммунизма, пусть уже не Православного (одолела многоконфессиональность). Короче, кого угодно, лишь бы окончательно не стать постмодернистской «мухой».

С начала XXI века начинается активная реставрация, но не Советского Союза, а его культурного поля – «советского модерна». Для телепортации оказались необходимы дополнительные объекты. Ввиду сильной поврежденности артефактов советского и русского периодов (загадили мушиные представители новой культурной парадигмы) понадобились новые, похожие объекты – копии культурного наследия царской России и СССР. Постсоветская постмодернистская Федерация мобилизовала все силы массовой культуры – кинематограф, телевидение, литературу. В результате маленьких локальных телепортаций, подкрепляющих связь времен (Хабенский в обнимку с черепом Колчака, Шакуров с брежневскими бровями, Михалков на коне), создаются субпродукты грядущей большой телепортации, которая все вернет на круги своя. В камеру телепорта тащат все подряд: Отечественные войны, православие, иудаизм и ислам, Скобелева и Троцкого, храм Христа Спасителя и Белый «Свиток Торы». Считается, что так даже лучше – получится обогащенный, как уран, русско-советский модерн.

Близится заветный миг, когда откроется люк камеры-порта. Начальник проекта с волнением отрапортует стране: «В результате успешной телепортации Постсоветская культурная парадигма стала Российской. В ней декларируется возврат к утраченным ценностям – академизму, классике, реализму, сентиментализму, новой искренности, духовности. Муха изжита!» Аплодисменты. Проблема в стыдливо пропущенной приставке «нео» (по сути то же самое, что и «пост»). Возвращены неоклассика, неоакадемизм, неореализм, неосентиментализм, неоискренность, неодуховность, неоинтерес к неоличности. Нетрудно предположить результат.

Постмодернизм блестяще поглощает все попытки телепортации. Отказ от постмодернистских приемов не спасает от постмодернизма. Муху не отменить, не изжить, не выдавить по капле. Мухой поражено все, что натаскали в телепорт. Ситуация напоминает кадры из фильма ужасов, когда кажется, что монстры побеждены, уничтожено их потомство. Герой с чувством исполненного долга шагает по освобожденной территории. Но в нем зреет неистребимый, как сорняк-борщевик, инопланетный зародыш. Он вскоре проклюнется, разорвет насекомьими когтями грудную клетку. Впрочем, это уже не «Муха», а «Чужие».

«Муха» II

У Варлама Шаламова в «Очерках преступного мира» есть глава «Как тискают романы». Это анализ тюремного разговорного творчества.

Вот что пишет сам Шаламов: «„Тиснуть“ на блатном языке значит „рассказать“, и происхождение этого красочного арготизма угадать нетрудно. Рассказываемый „роман“ – как бы устный „оттиск“ повествования. „Роман“ же, как некая литературная форма, вовсе не обязательно роман, повесть или рассказ. Это может быть и любой мемуар, кинофильм, историческая работа… Требуется, чтобы рассказ был длинным, ведь одно из его назначений – скоротать время. „Роман“ всегда наполовину импровизация, ибо, слышанный где-то раньше, он частью забывается, а частью расцвечивается новыми подробностями – красочность их зависит от способностей рассказчика. Существуют несколько наиболее распространенных, излюбленных „романов“, несколько сценарных схем… Сюжетность и натурализм с сексуальным уклоном – вот лозунг устной литературы блатарей».

Волнует ли Шаламова сама проблема «оттиска» или его качество, природа? По сути, любое художественное произведение в той или иной степени – «оттиск» с чего-то предыдущего, что тоже является «оттиском». Именно такую копию копии Платон называл «симулякром». Художник в принципе не может остаться наедине с оригиналом, собственно – с миром: он отделен от него непреодолимой стеной культурного языка. Работа идет не с оригиналом, а с его копией в энной степени. Художник смотрит то на мольберт, то на натуру, но между ними Рафаэль, Рубенс, Суриков, Филонов, Кукрыниксы. Возле письменного стола писателя, как правило, находится книжный шкаф. Но не оттиски-симулякры пугают Шаламова, а их источник. На каждой странице он предостерегает читателя от уголовной субкультуры, категорично заявляя, что криминальный мир во всех своих производных должен быть разрушен. Призыв остался без внимания. И напрасно, потому что последствия оказались сокрушительны. Уголовная субкультура, описанная Шаламовым, стала той роковой «мухой» (см. «Муха I»), извратившей нынешнюю культурную парадигму. Уголовщина, как Каинова печать, лежит на всем, на каждом «оттиске».

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 28
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?