Черные лебеди России. Что несет нам новый цикл истории - Станислав Белковский

Политическое и человеческое одиночество Путина нарастает, и он испытывает все большую потребность с кем-нибудь поговорить. Это связано не только с его внешней изоляцией в мире, но и с внутренней. На Западе его игнорируют, в России ему тоже разговаривать не с кем, кроме его верноподданного народа. Но народ— коллективная сущность, с ним трудно говорить в прямом смысле этого слова.

Путин не видит в своей стране равных ему людей. Он стоит выше всех в этом мире, не говоря уже о людях в России. Изоляция внешняя усугубляется его внутренней изоляцией. Не только в политическом смысле, но и в психологическом. Он испытывает сильную потребность оглашать свое мнение городу и миру. Интервью ТАСС— это его способ быть в заочном диалоге с воображаемыми собеседниками. Путин вынужден постоянно вести виртуальные диалоги.

Обычно подобные разговоры в стрессовой ситуации люди ведут сами с собой. Когда человек крайне взвинчен, он очень любит говорить окружающим: «Успокойтесь!» Хотя на самом деле он хочет успокоить этими ело-вами только самого себя. Так и Путин в интервью и разговорах с народом себе публично объясняет, что он прав.

Он хочет убедить себя, что не совершил никаких ошибок в 2014 году, что все идет правильно, что санкции — это временно и в будущем все будет хорошо. Это он повторяет в первую очередь сам себе, чтобы не дать себе же самому свернуть с единственного верного пути.

Основная мысль, которую хотел донести до всех Путин: он не будет подчиняться никакому давлению Запада.

В каждую эпоху есть основополагающие вещи, имеющие отношение к бытию страны. В наше время это внешнеполитические шаги Путина: присоединение Крыма и война с США. Все должны быть на его стороне по этим вопросам. Все, кто находятся на другой стороне, считаются пятой колонной. Но раз влияние пятой колонны в масштабах страны несущественно, он может себе позволить великодушно не обращать на нее внимания.

Путин испытывает большую потребность в сознании собственной правоты, в том числе касаемо интересов России на постсоветском пространстве, а точнее в том, как он эти интересы понимает. Интервью было очередным развитием темы: «Я равен России, а Россия равна мне. Пока я жив, с Россией ничего не случится».

Тема президентских выборов 2018 года в интервью не ключевая. Было бы странно, если бы Путин сказал: «Нет, ни при каких обстоятельствах я не буду баллотироваться в президенты». Мы не должны забывать, что Путин по способу мышления не стратег, а тактик. Его бессмысленно спрашивать о том, что будет в 2018 году, и ждать при этом серьезного ответа. Он в своем ответе ограничивается общетеоретическими рассуждениями, согласно которым Конституция позволяет ему баллотироваться, и он говорит: «А почему бы и нет!»

2014 г.

Повод: в субботу, 23 января 2016-го, исполнилось 70 лет Борису Абрамовичу Березовскому. Многие, особенно из молодых, такого, наверное, уже и не помнят. Или помнят, но просто как олигарха-авантюриста ельцинских времен, зачем-то пошедшего в нулевые годы XXI века прямо против Владимира Путина и вдрызг проигравшего. Со смертельным исходом.

В принципе, в таком воспоминании формально нет ничего неверного. Но мое представление о юбиляре несколько более объемное. Все-таки Березовский был не только символом эпохи, каким он кажется сегодня многим. Но и учителем жизни. Во всяком случае, для меня.

Это не значит, что БАБ (эта аббревиатура, надеюсь, еще не забыта) конкретно и полно рассказал мне, как жить.

Нет, не совсем. Скорее, он навел меня на некое множество важных жизненных мыслей, которые я так и не смог пропить, как ни старался. Число этих мыслей увеличивается во времени: фрагменты, куски и обрывки общения с Березовским, которым я мог почти не придавать значения в прежние годы, вдруг оказываются наводками, уликами, доказательствами, прецедентами — вещами большого человеческого значения. Так хорошая книга должна раз в 10 лет становиться вдвое умнее и интереснее, чем при предшествующем чтении. Плохая, наверное, наоборот.

Вслух я вспоминаю Березовского довольно часто.

Столь же часто раздражая окружающих. Современным окружающим не кажется, что этот забавный покойник, который кого не кинул, того подставил, заслуживает неслучайного разговора о нем.

Про себя я его вспоминаю еще чаще. Три раза в день, как минимум.

Дисклеймер.

Я не знаю, насколько правильно понимаю смысл этого умного правового слова. Говорят, оно означает «самоизбавление от ответственности». В интернетной версии моего сознания это, скорее, что-то типа «не поймите меня неправильно»— или «не поймите меня правильно», как сказал некогда М.М. Жванецкий.

Итак, не поймите меня (не)правильно.

Надо сразу объяснить, какое отношение я имел к покойному Б. А. и почему юбилейно взялся о нем вспоминать. Вынужден сказать это еще и потому, что немало мелкой мифологии на этот счет наворочено за последних 15 лет моими (не)доброжелателями.

Я никогда не был важным человеком в окружении Березовского. Не имел отношения к его бизнесу или деньгам. О большинстве березовских серьезных (в его понимании) дел знал не вовремя, мало или ничего.

Вопреки старым слухам, никогда не служил я ни «политическим директором» Березовского, ни его представителем в России после Борисовой эмиграции в 2000 году. Опять же, и о многих его политических проектах я узнавал случайно, а то и никогда.

Кем же я для него все-таки был — применительно к праздничной дате?

По-моему, максимально близко к истине будет так.

Консультантом по отдельным сюжетам. Иногда для него важным, пример — «оранжевая революция» 2004 года на Украине. Были и другие важные сюжеты с конца 1990-х годов.

Относительно качественным собеседником по долгим темам, не имевшим тогда практического значения.

Другом? Возможно, скорее, начиная с 2004-го (революция). Я так считаю, хотя он, может, и не считал. Для него «друг» значило нечто совсем иное или вообще не значило такого, что можно было бы словарно объяснить.

Кем он был для меня, сказано в первом абзаце, выше.

Хорошо ли я знал Березовского? Считаю, что хорошо. Хотя виделись мы нечасто и не помногу. Но ведь не обязательно каждый день смотреть музейную картину, чтобы полагать ее хорошо известной тебе. Знание же, как мы понимаем от Платона, — это воспоминание, черпаемое из волшебного резервуара Вселенной, не зависящее от твоего практического опыта и прочих посюсторонних фактов. Знание, в том числе мое о Борисе, — оно само по себе.

Отдельно от жизни и не всегда совместимо с нею.