Обвиняется в измене - Айя Субботина

И Денис это видит, потому что немного смещает ладонь, всего на пару сантиметров, но этого достаточно, чтобы его большой палец мог без труда добраться до моей руки. Он просто притрагивается к выступающим костяшкам. Невинный жест. Легкое поглаживание шершавой кожей по моей чувствительной и воспаленной от возмущения и... желания.

Осознание того, что в эту минуту я остро хочу большего, накрывает болезненным чувством отвращения к самой себе. Для Ван дер Мейера эта просто игра. Ничего особенного, охотничий азарт который, если я ему поддамся, может разрушить несколько жизней.

В девятнадцать лет я не готова брать на себя такую ответственность.

И ужа достаточно взрослая, чтобы отличить любовь от физического влечения.

Я люблю Сашу.

А то, что происходит сейчас, всего лишь хорошо подготовленная ловушка опытного и явно часто практикующего такие вещи мужчины.

- Боюсь, Одуван, я не умею выражаться иначе, когда в своем воображении мы уже давно трахаемся совершенно голые на чертовом столе у меня за спиной, - после затянувшейся паузы все-таки отвечает Денис.

И хрипло смеется, когда я слишком резко одергивая руку, по инерции разворачиваюсь и мы оказываемся лицом друг к другу.

Я могу сколько угодно открещиваться от своего желания, от того, что этот мужчина тянет меня, словно намазанный медом магнит, но не могу не признать, что в нем тонна какой-то очень мужской опасной харизмы. Один взгляд глаза в глаза, резкая, как бритва, усмешка, от которой у меня подкашиваются ноги, и чтобы не упасть, я слепо хватаюсь за первое, что попадется под руку - его крепкое предплечье.

- Пожалуйста, отпустите. - Я все еще пытаюсь хранить безразличие, но я никогда не отличалась актерским талантами.

- Точно хочешь, чтобы отпустил? - Денис косит взглядом на мои пальцы поверх его руки, а я, вместо того, чтобы отпустить ее, только сильнее вонзаю ногти в кожу. Хочу, чтобы ему было больно, но он только жмурится, словно от приятной ласки. - Любишь царапаться, Одуван?

Хочу сказать, что мне плевать на его попытки увидеть несуществующее, но язык присыхает к нёбу, когда Ван дер Мейер подается вперед, очень нагло, вызывающе откровенно упираясь в мой живот характерной твердостью.

- Я тоже люблю, когда царапаются. Когда женщина подо мной теряет контроль, заводится, отпускает к хренам всякий стыд и раздвигает ноги, как последняя блядь.

Нужно что-то сделать, пока эта сексуальная энергетика не убила меня, словно приговоренную к смерти на электрическом стуле. Но я не могу пошевелиться. Просто не могу. И Денис это знает, потому что свободной рукой ведет вниз по моему бедру, разворачивает ладонь ребром и без труда проталкивает ее мне между ног. Медленно, но без всякого сопротивления, хоть мне кажется, что я брыкаюсь, как ненормальная, поднимает ее выше и выше, пока пальцы не упираются в развилку.

- Никогда бы не подумал, что буду возбуждаться от вида теплой пушистой пижамки, - говорит он, прислоняясь лбом к моему лбу, шепотом мне в губы, едва касаясь, но почти убивая.

Господи, зачем я киваю?! Чему поддакиваю? Его одержимости или собственной беспомощности?

- Если бы мы были одни... - Он словно раздумывает, отодвигается, чтобы увидеть мое лицо, и пошло, наглея от собственной безнаказанности, говорит: - Учти, моя маленькая стажерка, я буду очень требовательным, как просил Большой Папочка. Буду требовательным, ставя тебя на колени или раскладывая на столе, или когда ты будешь мне отсасывать, или когда буду вылизывать тебя всю.

Он больной.

И я заражаюсь его одержимостью, потому что от мыслей о его языке у меня между ног хочется…

Я не знаю, чего.

Не хочу пытаться понять, чтобы утром не сойти с ума от того, какой грязной я могу быть с этим мужчиной. Я не такая. Я не хочу свей первый раз в кабинете, с задранной юбкой, с женатым мужчиной, даже если мое тело готово отдаться ему прямо сейчас, просто по щелчку пальцев.

- Если Сашка тебя хоть пальцем тронет - я сломаю ему руки. Имей ввиду, Одуван.

- Вы больной, - бессильно огрызаюсь я.

- Абсолютно, - соглашается он.

А потом, подмигнув, словно какой-то школьнице, отходит, на прощанье почти степенно и заботливо одернув кофту от пижамы.

- Я не сожрал тебя прямо сейчас только потому, что одного раза мне явно будет мало. И прежде, чем ты кончишь подо мной, на тебе не останется места, которое не попробую губами, зубами и языком, думай об этом Одуван, когда будешь выбирать трусики в своей первый рабочий день.

Он просто уходит. Оставляет меня вот так, словно игрушку для домашнего питомца, которая на сегодня больше его не интересует.

В воскресенье утром, когда я всю ночь промучился со стояком, вспоминая, какой горячей была Одуван под моими пальцами, оказывается, что Соня тупо сбежала. Меня привлекает шум за окном, и я хватаюсь за него, словно за повод, чтобы сбежать из постели, пока проснувшаяся Инна пытается воспользоваться моим «добрым утром».

Не хочу ее.

Абсолютно.

У нее отличное тело, в груди сколько-то там сотен грамм силикона, в губах тоже какая-то салонная «красота». Она абсолютно точно может возбудить любого мужика, но не меня. Потому что я, как дурной пес, уже взял след, уже зацепил другую добычу.

Мне кажется, что даже едкого Сониного запаха достаточно, чтобы превратить мой обычный холодный и расчетливый мозг в кисель из тестостерона и оглушающей потребности просто обладать.

Инна что-то обиженно бубнит мне в спину, пока я распахиваю окно, впуская в комнату холодный утренний воздух.

Одуван там, во внутреннем дворе. Резко, нервно тянет на себя ручку чемодана, которая никак не хочет вытаскиваться на нужную длину. Уже собираюсь окрикнуть ее и предложить помощь, но вовремя замечаю стоячую на крыльце мать. Они о чем-то переговариваются. Соня говорит, что ей срочно нужно  вернуться, потому что дома остались какие-то конспекты.

С одной стороны, мне хуево, потому что я рассчитывал подразнить зайку еще раз или два. Учитывая ее реакцию, малышка понятия не имеет, какой дикой может быть рядом с правильным мужчиной.

А с другой - Младшему тоже ничего не обломится.

Хрен ему с маслом, а не Одуван.

Я опираюсь на подоконник, жалея, что не могу закурить, и наслаждаюсь видом симпатичной маленькой задницы, вздернутой так, что хоть выпрыгивай в окно, чтобы приложиться ладонью до возмущенного писка.

«Ну же, чудо в перьях, посмотри на меня», - отдаю мысленный приказ.

И мне даже кажется, что она в самом деле ведет головой в мою сторону, но голос Инны на хрен ломает наш «интим». Я так увлекся, что даже не заметил, как жена оказалась рядом. И явно больше, чем секунду назад, потому что успела проследить за моим взглядом.