Сделка-only - Рина Беж

что-то направление, в которое он плавно стек, начинает напрягать. Не готова я пока обсуждать личное. — Давайте проведем осмотр и, если все в порядке, я Вас, э-э-э, — смотрит на планшет, — Вера Владимировна, выпишу. Ваш муж может пока подождать в коридоре.

Муж?

Кто муж?

Где муж?

Пока соображаю, с какого перепугу Арскому присвоили столь почетное звание, тот поднимается на ноги и отодвигает кресло к стене.

— Добрый день, Ксения Игоревна, конечно же, я не буду мешать и подожду за дверью, — вместо того, чтобы поправить Мирскую, мужчина просто кивает ей и выходит из палаты.

А через минуту я сама забываю об ошибке, потому что лечащий врач достает бланк с результатами анализа.

Глава 11

Мне кажется, такое часто происходит. Мы о многом не задумываемся всерьез, пока это не затрагивает нас лично. Когда же касается, ломаем голову, анализируя и строя сотни вариантов развития событий. Пусть и понимаем, что… уже поздно.

— Показатель ХГЧ равен 290 мМЕ.

— Что это значит?

— Приблизительный срок беременности — около двух недель.

— Погодите, я что… ждала малыша? То есть… — касаюсь живота, где тянущая боль значительно уменьшилась благодаря обезболивающим, — вчера у меня случился выкидыш?

— Верно. Думаю, Вы почувствовали, что боли были немного другими, чем обычно. И тянуло не только низ живота, но и поясницу, плюс тошнота, — Ксения Игоревна подробно описывает симптомы, на часть которых я до ее слов не обращала внимания. — Вера Владимировна, настоятельно рекомендую Вам пройти медосмотр примерно дней через десять. Нужно убедиться, что с организмом все в порядке, и в дальнейшем Вы…

Остальное как во сне. Я киваю, соглашаясь вернуться спустя время, подписываю нужные бумаги, собираю вещи, переодеваюсь и выхожу в коридор. А в голове на репите крутится одно и тоже: «Приблизительный срок беременности — около двух недель».

Приблизительный срок беременности — около двух недель.

Приблизительный срок беременности — около двух недель.

— Вера, что такое? — Арский ловит в дверях, мгновенно считывая мое заторможенное состояние.

И, кажется, я хочу ему улыбнуться… но не могу. Будто лицо заморозилось. Зато четко выдаю то, что все долбит и добит в мозгу:

— Приблизительный срок беременности — около двух недель.

— Погоди, то есть ты…?

Не договаривает, а я киваю:

— Да, Виктор Алексеевич, я потеряла ребенка.

Прикусываю губу до крови и позволяю прижать себя к широкой жесткой груди, чтобы утопить ее в слезах. Почему-то уверена, он не станет возражать. Он поймет.

А мне совсем чуть-чуть, но нужно его поддержки.

— Плод, Вера Алексеевна, вы потеряли плод. На таком раннем сроке… это еще не ребенок, — оказывается, за моей спиной останавливается Мирская, про которую я совершенно забываю. И она уверенно пытается донести до меня важную мысль и подсластить пилюлю. — Если бы не усилившиеся боли и Ваша срочная госпитализация, через сутки-двое Вы бы и не узнали, о том, что произошло, списав все на обычное ежемесячное женское недомогание. Поверьте, ничего страшного не случилось. Это — не катастрофа. Мы проведем обследование, поймем причины, и не пройдет года, как у вас с мужем обязательно родится здоровый и крепкий малыш.

— Вы правы, обязательно родится, — шепчу одними губами, отвечая не ей, себе.

Потому что в голове в этот момент происходит глобальная перестройка. Смена приоритетов и новая расстановка ценностей. А еще перезагрузка.

И я отчетливо сознаю, что малыш мне нужен и важен. Это Игнатов не хотел детей и мне внушал свое видение, а я-то хотела. Всегда хотела и хочу. Своего ребенка, которого буду любить и ценить. А он будет любить меня. Ни за что, просто потому что я — его мама.

И пока в голове кипит и варится полная каша, широкие ладони мужчины, чужого мужчины, меня не отпускают, поддерживают, успокаивают и дарят защиту. То, чем должен был бы заниматься тот, кто предал, кто довел до стресса, тот, чей малыш не захотел появляться на свет.

— Вер, всё будет хорошо. Раз Ксения Игоревна так говорит, давай ей поверим. Она — профессионал своего дела и врать нам — ей не имеет смыла. Верно я говорю? — Арский вновь все берет в свои руки.

— Конечно, — тут же подтверждает его слова Мирская и, кажется, даже обменивается с ним номерами телефона.

А я… я, наверное, в этот момент понимаю жестокую, но истину: что не делается, к лучшему. И всему должно быть свое время.

Раз мой малыш решил, что такой поганец, как Игнатов, не должен быть его отцом, значит, так надо. Так правильно, пусть и больно.

— Спасибо. И простите меня за истерику, — обращаюсь сразу к обоим, поскольку они продолжают оставаться рядом. Выплеск эмоций помогает, в голове действительно проясняется, а на душе становится легче. Хотя при этом я чувствую себя холодной стервой. — Поехали домой?

Арский кивает, и я, поблагодарив Мирскую, устремляюсь к выходу, а в машине стараюсь не молчать, потому что… неправильно в этот момент смотрит на меня Виктор Алексеевич.

Задумчиво. И очень неправильно.

— Не люблю жалость, — произношу четко, поймав во время остановки на светофоре его внимательный взгляд, — так что прекращай. Я в порядке. Честно. И дети у меня будут, только не от морального урода, а нормального мужика. А ты лучше ответь, с кем подраться успел?

Киваю на сбитые костяшки.

Ухмыляется и головой качает.

— Одному дятлу клюв подрихтовал. За дело.

И всё?

А подробности? И почему улыбается, на меня глядя?

— Постой-ка, неужто визг и крик на вчерашней вечеринке — твоих рук дело? — от удивления потираю лоб. — Не-не-не. Только не говори, что ты Ванюшку побил?

Молчит. Усмехается. Возобновляет движение, перестраиваясь в соседний левый ряд, и только после этого будто между делом поясняет:

— Ну должен же я был ему хоть что-то на память о хорошей, но просранной девушке оставить.

Глава 12

— Привет, дочь! Как дела? — начинает мама радостно, но внимательно вглядевшись в мое лицо через экран смартфона, сама же отвечает, — о, явно неважно. Жалуйся.

Вот в этом вся госпожа Орлова-старшая. От нее ничего не скрыть, вычислит мгновенно. Хотя стоит ли удивляться, если она меня родила и вырастила? К тому же всегда старалась стереть рамки, разделяющие дитя и родителя. И пусть в подруги не набивалась, за что я безмерно ее люблю. Все-таки характер такой, что порой мне сложно делиться личным даже с ней. Но подставить плечо, выслушать и дать совет, если попрошу, ни разу не отказывалась.

— Опять двадцать пять, мам. Всё, как всегда.

Поворачиваю экран, чтобы она сама смогла оценить