Темные отражения. В лучах заката - Александра Бракен

Коул отпихнул меня плечом и сам занялся водительской дверью. А я обежала машину и с усилием распахнула пассажирскую и опустилась на колени. Я шарила руками по ковру, пока мне не попались очки Толстяка. Или то, что от них осталось.

– Ты нашла их? – спросил он. – Что с ними?

Я подняла искореженную оправу и выпавшие из нее потрескавшиеся, но целые линзы и показала их Вайде. Она проявила редкое для нее сочувствие – похлопала Толстяка по плечу:

– Ага, Бабуся, она нашла их.

Раздался скрежет металла по металлу, и дверь с водительской стороны наконец открылась. Лиам повернулся на бок, пытаясь вытащить левую ногу, зажатую покореженной приборной панелью. При этом он постоянно прижимал левую руку к туловищу, стараясь не потревожить ее.

– Черт побери, дурачок, – едва сдерживая эмоции, сказал Коул, который попытался отогнуть панель, чтобы помочь брату. – Черт тебя побери, неужели так сложно не дать себя убить в мою смену?

– Стараюсь, – выдавил Лиам сквозь стиснутые зубы. – Боже, это больно.

– Дай мне руку, – попросил Коул. – Будет фигово, но…

– Сам справишься? – спросил Толстяк. – Убедись, что ты правильно стоишь…

Не знаю, что было хуже – звук, с которым плечо Лиама встало на место, или вопль, полный боли, который за этим последовал.

– Нам нужно двигаться, – сказала Вайда, открыв пинком заднюю дверь внедорожника. – С этим куском дерьма покончено – нам нужно забраться в кузов пикапа. А если дальше будем стоять здесь и орать друг на друга, нас всех точно перестреляют.

– Очки, – попросил Толстяк, вытянув руку туда, где, по его мнению, стояла я.

Вайда взяла его под локоть и забрала у меня погнутую оправу. Я на секунду задержала Ви – просто убедиться, что она не пострадала. Потрепанная, в ссадинах, но крови нет. Какое это, черт побери, чудо…

Клэнси. Я резко повернулась к грузовику, и на мгновение мое сердце замерло, пока я не разглядела его темный силуэт сквозь заднее стекло грузовика. Отстой. Вот так мы и могли его потерять. Хаос. Беспечность. Я запаниковала, а потом, охваченная ужасом, побежала. Я даже не подумала вытащить ключ замка зажигания. Если бы Коул не связал Клэнси ноги, он бы уже смылся.

«Успокойся, – подумала я, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. – Ты должна с собой справиться». Уровень адреналина в крови медленно понижался, но я все еще продолжала дрожать.

– Знаешь, Бабуля, – раздался голос Вайды, и я невольно прислушалась, – а ты не так уж плохо держался в кризисной ситуации.

– Я не вижу твое лицо, поэтому не могу понять, насколько искренне ты говоришь, – отозвался Толстяк.

Забросив на спину рюкзак, я подскочила к Коулу, который помогал хромающему Лиаму обходить тела убитых. Я не могла заставить себя посмотреть на них или подумать, что Коул сделал с ними в момент ярости. Лиам прижимал пострадавшую руку к груди. Я обхватила его за талию, чтобы помочь ему держаться на ногах – но на самом деле, чтобы самой убедиться, что с ним все в порядке. Что он жив.

Лиам наклонился ко мне:

– Поцелуй меня снова.

Что я и сделала, мягко и быстро, прямо в тот уголок губ, где виднелся маленький белый шрам. Заметив выражение моего лица, он добавил:

– Жизнь в одно мгновение пронеслась перед глазами. И в ней было недостаточно поцелуев.

Коул фыркнул, но его тело по-прежнему было скованным от гнева, которому он не мог дать выход.

– Ничего себе, малыш. Обычно ты так складно не выражаешься.

Мы подняли Лиама в кузов пикапа и положили рядом с Толстяком, который стиснул в кулаке остатки разбитых очков.

– Вот черт, – выругался Лиам, увидев эту картину. – Мне жаль, приятель.

– По рецепту, – произнес Толстяк тихим, скорбным голосом. – Эти линзы были сделаны по рецепту.

Коул вытащил из-под брата кусок ярко-синего брезента и накрыл всех троих.

– Это еще зачем? – спросила Вайда, сразу же попытавшись сесть.

– Лежите и не высовывайтесь. Мы постараемся убраться как можно дальше отсюда, а потом сменить машину. Не исключено, что они следят и за этой.

– Я хотела бы официально заявить, что это чертовски хреново.

– Принято, – кивнул парень, поднимая борт кузова.

Я снова уселась за руль, ощущая вибрацию заведенного двигателя. Клэнси наконец удалось скинуть с себя наволочку, и я, хотя и не смотрела в его сторону, краем глаза замечала, как он смотрит на меня. В первый раз за эти недели угрюмое выражение испарилось с его лица, и он… улыбался. Потом он отвел взгляд и покосился на Коула, который, закрывая дверь, хлопнул ею так сильно, что автомобиль закачался. Коул держал на коленях какую-то кожаную сумку и пистолет, который он, вероятно, забрал у одного из солдат. Его рука по-прежнему дергалась, сжималась и разжималась, пока он наконец не подложил ее под себя. Эта картина сразу подбросила мне воспоминание: «Мейсон. Красный. Огонь». И сразу же в моей голове соединились вместе оставшиеся кусочки пазла.

Красные в Термонде двигались странно: они бродили, пошатываясь, в то время как остальные просто ходили или взмахивали кулаком, когда другой помахал бы рукой. Но тогда я считала, что причиной этих странных подергиваний были усмиряющие устройства, которые были на них нацеплены.

Но Мейсон… те дети в Нэшвилле прозвали его Дергунчиком из-за того, что все его тело подергивалось в странном ритме. Тогда мне некогда было задумываться почему: я просто предположила, что это было связано с тем, как его обучали и как сломали его сознание, пытаясь превратить в идеального солдата.

Все они, Красные, вероятно, в той или иной степени страдали от приступов нервного тика. И если я смогла догадаться об этом, столкнувшись лишь с несколькими из них, неужели эти характерные проявления не были замечены тем, кто не один год находился с ними рядом: планировал их обучение, участвовал в нем и наблюдал за их тренировками?

– Клэнси… – начала я.

– Это слишком хорошо, – бросил он с коротким смешком.

Коул замер, его лицо словно обратилось в камень. Ярость, которая горела в его светлых глазах, ушла, а взгляд словно расфокусировался. Я знала этот взгляд.

Я нацелила прямо в сознание Клэнси, но будто врезалась в стену. Меня отбросило назад, а мой череп поразил разряд, превратившийся в гремящую боль. Времени на то, чтобы пытаться разорвать связь, пока еще ничего не произошло, пока он не превратил Коула в свою марионетку, у меня не было. Вскинув локоть, я врезала Клэнси так, как меня научил инструктор Джонсон, – прямо в висок. Глаза Клэнси закатились, и он сполз вперед, ударившись лбом о приборную панель.

Колеса даже провернулись на месте, когда я вдавила педаль газа, стремясь уехать как можно дальше от сигнального огня, который разжег Коул. Дым легко заметят вертолетчики или патрули. Сейчас мне не было дела до того, что Клэнси все знает и чем это нам грозит. Мне просто нужно было увезти нас отсюда.