Детектив от Иоанна - Андрей Дышев

— Логично, — согласился Интеллигент и не стал сковывать Стюардессу.

— Но она могла на минутку поставить поднос на… на… — произнес Боксер и почесал затылок, придумывая правдоподобную версию.

— Себе на голову? — подсказал Интеллигент и гнусно улыбнулся. — Как ни крути, дорогой коллега, в числе подозреваемых остаешься только ты.

Боксер не на шутку заволновался. Крупные капли пота, похожие на волдыри, выступили на его лоснящемся лбу. Он лихорадочно придумывал себе алиби. Тут лицо его озарила спасительная мысль.

— Постой-постой! — сказал он, хватая Интеллигента за погон. — А что ты делал после того, как нам принесли кофе?

— Ничего не делал. Выпил кофе и стал в окно смотреть, — ответил Интеллигент, насмешливо улыбаясь.

— Но я-то этого не видел! — радостно хлопнул в ладоши Боксер. — Я дремал. Мне снились сны.

— Точно дремал, — подтвердил Аулис. — Вы еще головой в коробку с монитором упирались, и я беспокоился, как бы экран не лопнул.

— Вот видишь! Я не могу подтвердить твоего алиби! — искренне обрадовался Боксер.

— И я не могу, потому что тоже дремала, — вставила Стюардесса. Она с удовольствием мстила Интеллигенту за то, что он так нагло воспользовался ее беспомощным положением и ничего ей за это не пообещал.

Улыбка мигом сошла с лица Интеллигента.

— Ну-ну, хватит! Хватит дурить! — пробормотал он. — Что вы такое говорите! У меня безупречная служебная репутация!

— И у меня тоже, — заявил Боксер.

Он и Интеллигент крепко пожали друг другу руки, а Стюардесса, воспользовавшись моментом, послала Аулису воздушный поцелуй.

— В общем, так, — подвел итог Боксер, чтобы придать этой неопределенной ситуации статус-кво. — Как видим, дело серьезное. Придется разбираться с самого начала.

С самого начала! Что говорит этот безумец! Он по-прежнему намерен искать преступника, вместо того чтобы спасать самолет?

— Послушайте же меня!! — крикнул Аулис, до боли вцепившись себе в волосы, будто хотел болью пробудить себя от кошмарного сна. — Разрешите же мне взять на себя заботу о самолете! Мы уже слишком долго испытываем судьбу! Поймите же, что мы не можем лететь бесконечно долго! Мы можем врезаться в гору! Или столкнуться с другим самолетом! В конце концов, рано или поздно закончится топливо! Давайте попытаемся сесть в каком-нибудь ближайшем аэропорту, а там уж будем разбираться, кто убийца.

— Он прав! Допустите его до управления! — поддержала Аулиса Стюардесса. Она была несказанно благодарна ему и кидала на него восторженно-влюбленные взгляды. Мало-помалу она свыкалась с мыслью, что Опио уже не вернешь, и, хоть эта потеря была для нее весьма чувствительной, назвать ее невосполнимой было нельзя. Хотя бы по той причине, что Аулис пообещал колечко с двумя брюликами. Да на крайний случай можно было утешить себя обещаниями Альфонса, Миши, Рашида и прочих благородных мужей. Там хоть денежки были небольшие, и все же…

— Может, в самом деле, допустим? — предложил Боксер. — Там все-таки командир. Он не позволит этому молодому наломать дров.

— Ни за что, — спокойно, но неумолимо ответил Интеллигент, вынул из кобуры пистолет и заслонил собой дверь в пилотскую кабину. — Только через мой труп!

— Пожалуйста! — взмолилась Стюардесса. — У меня завтра фотопробы в обнаженном виде!

— Я вас очень прошу, — со всей доступной силой убеждения произнес Аулис. — Вы не осознаете всю степень опасности! Позвольте хотя бы связаться с диспетчером! Он нам что-нибудь посоветует!

— А зачем нам чьи-то советы? — удивился Интеллигент. — Мы сами во всем разберемся. Все необходимое для объективного расследования (он кивнул на завалы из коробок и мешков) здесь имеется. Туалет исправен. Кофе вкусен. Командир рулит. Полиция разоблачает преступника. Разве наша жизнь не прекрасна?

Аулис не хотел занимать свое прежнее место, где его снова начал бы донимать занудный Соотечественник. Но полицейские, отмеченные стойким принципом ничего не менять, не позволили ему пересесть. Как только Аулис, измученный прекрасной жизнью, откинулся на спинку кресла, Соотечественник, словно вездесущий сверчок, опять затянул старую песню.

— Слышь, парень, — зашептал он. — А почему с тебя наручники сняли?

— Оправдали, — ответил Аулис, не открывая глаз. Безразличие и отупение навалились на него. Он будто был приговорен к казни, и уже отказано в пересмотре дела и помиловании, и угасли все надежды на побег, и вот он приведен на эшафот, пристав зачитывает приговор, и палач приступает к своему ремеслу — чего уж тут дергаться, суетиться, что-то говорить, к чему-то взывать?

— Я так и думал, что это не ты замочил пилотов, — начал заверять Соотечественник. — Я тебе верю, слышь? Родине не верю, а тебе верю. Она меня шибко обидела. Я ради нее — поверишь? — всю душу! А она… Ты не смей идти у нее на поводу! Ты свою голову имей на плечах, как брату тебе говорю! Теперь нам надо друг за друга держаться… Как думаешь, может, они и меня заодно оправдают?

Стюардессу посадили рядом с Аулисом, и девушка тотчас крепко обхватила его за руку и прижалась к ней, как голодная медицинская пиявка.

— Мне с тобой хорошо, — шепнула она ему в ухо. — Скажи мне что-нибудь обнадеживающее.

— Мы скоро разобьемся, — сквозь зубы процедил Аулис.

— Надо пристегнуться ремнями, — недолго подумав, сказала Стюардесса. — И широко раскинуть ноги и руки. Тогда мы уцелеем.

Аулис недоверчиво взглянул на девушку.

— А руки и ноги зачем раскидывать?

— Как зачем? Чтобы не концентрировать все свое тело в одном месте. Если, к примеру, одну руку оторвет, то вторая останется целой. Так нас в школе стюардесс учили: не храни яйца в одной корзине.

— Ребята, что вы там про яйца сказали? — попытался встрянуть в разговор Соотечественник.

— А если башку снесет? — усмехнулся Аулис, не обращая на Соотечественника внимания.

— Ну и что? Зато тело не пострадает.

— Мудрое учение, — заметил Аулис.

Полицейские в это время вырабатывали план дальнейших действий. Глядя на непроходимые завалы коробок и мешков, словно хлебопашцы на невозделанную целину, они решали, какой тактический прием лучше применить: ЖКХ или ОСОГО. Позже выяснилось, что эти аббревиатуры расшифровывались как Жиленье Контрабандного Хлама и Обязательный Своевременный Объективный Государственный Осмотр.

— Ты займись подозреваемыми, — предложил Интеллигент, — а я (он тяжко вздохнул и кивнул на салон) — этой мерзкой рутиной.

Боксер вроде бы сначала согласился, но все же его что-то обеспокоило.

— Вот что, дружище, — сказал он, наморщив лоб. — Я тоже по долгу службы обязан заняться мерзкой рутиной. Для пущей объективности. Давай-ка поделим сферы нашего воздействия. Ты возьми правую половину салона, а я — левую.