Сочинения - Жак Лакан

круга, в котором меконнесс происхождения терминов порождает проблему их согласования друг с другом, и в котором попытка решить эту проблему усиливает первоначальный меконнесс.

Чтобы разобраться в причинах этой деградации аналитического дискурса, можно с полным основанием применить психоаналитический метод к коллективу, который его воплощает.

Действительно, говорить о потере смысла психоаналитического действия так же верно и так же бессмысленно, как объяснять симптом его значением, пока это значение не признано. Мы знаем, что в отсутствие такого признания действия аналитика будут переживаться только как агрессивные действия на том уровне, на котором они происходят, и что в отсутствие социальных "сопротивлений", в которых психоаналитическая группа находила успокоение, границы ее терпимости к собственной деятельности - теперь "признанной", если не одобренной на самом деле - больше не зависят ни от чего, кроме численной силы, которой измеряется ее присутствие на социальной шкале.

Эти принципы адекватны при распределении символических, воображаемых и реальных условий, которые определяют защитные механизмы, которые мы можем распознать в доктрине - изоляция, отмена сделанного, отрицание и, в целом, méconnaissance.

Таким образом, если важность американской группы по отношению к психоаналитическому движению в целом измеряется ее массовостью, то будет достаточно легко точно взвесить условия, которым она должна соответствовать.

В символическом порядке, прежде всего, нельзя игнорировать важность факторас", который я отметил на Конгрессе по психиатрии в 1950 году как постоянную характеристику любой данной культурной среды: условие аисторичности, которое, по общему признанию, является главной чертой "коммуникации" в Соединенных Штатах и которое, по моему мнению, находится на антиподах психоаналитического опыта.К этому следует добавить родную ментальную форму, известную как бихевиоризм, которая настолько доминирует над понятием психологиив Америке, что теперь она полностью заслонила вдохновение Фрейда в самом психоанализе.

Что касается двух других порядков, то мы оставляем за теми, кого это касается, задачу оценить, чем механизмы, проявляющиеся в жизни психоаналитических обществ, обязаны, соответственно, относительной известности тех, кто входит в группу, и опытному воздействию их свободного предпринимательства на весь социальный организм, - а также значение, которое следует придать понятию, подчеркнутому одним из наиболее ярких их представителей, а именно: сближению, которое можно наблюдать между чужеродностью группы, в которой доминирует иммигрант, и дистанцированием, в которое она втягивается в силу функции, требуемой культурными условиями, указанными выше.

В любом случае, неоспоримо, что концепция психоанализа в США склонялась к адаптации индивида к социальной среде, к поиску моделей поведения и ко всей объективации, подразумеваемой понятием "человеческие отношения". А коренной термин "человеческая инженерия" подразумевает привилегированную позицию отчуждения по отношению к человеческому объекту.

Действительно, затмение в психоанализе самых живых терминов его опыта - бессознательного и сексуальности, которые, видимо, скоро перестанут даже упоминаться, - можно объяснить дистанцированием от человеческого объекта, без которого такая позиция не могла бы состояться.

Нам не нужно вставать на сторону доктринера и коммерсанта, оба этих типа менталитета были отмечены и осуждены в официальных трудах самой аналитической группы. Фарисей и лавочник интересуют нас только из-за их общей сущности, источника трудностей, которые оба испытывают с речью, особенно когда дело доходит до "разговора в магазине".

Дело в том, что, хотя некоммуникабельность мотивов может поддержать мастера, она не идет ни в какое сравнение с подлинным мастерством - тем, которого требует преподавание психоанализа. Это стало еще более очевидным, когда не так давно, чтобы поддержать свое первенство, мастер почувствовал себя вынужденным, хотя бы для видимости, дать хотя бы один урок.

Именно поэтому приверженность традиционной технике, непоколебимоподтвержденная из тех же кругов после рассмотрения результатов работы по перечисленным выше рубежам, не лишена двусмысленности, которая выражается в замене термина "классический" на "ортодоксальный" при описании этой техники. Человек остается верен традиции, потому что ему нечего сказать о самой доктрине.

Что касается меня, то я бы утверждал, что техника не может быть понята и, следовательно, правильно применена, если игнорировать концепции, на которых она основана. Наша задача - показать, что эти понятия обретают свой полный смысл только при ориентации в поле языка, только при упорядочивании в связи с функцией речи.

Здесь я должен заметить, что для работы с любой фрейдовской концепцией чтение Фрейда не может считаться излишним, даже для тех концепций, которые являются омонимами современных представлений. Это было хорошо продемонстрировано, как мне вовремя напомнили, злоключениями, которые постигли теорию инстинктов при пересмотре позиции Фрейда автором, несколько менее внимательным к ее явно выраженному мифическому содержанию. Очевидно, что он вряд ли мог знать об этом, поскольку рассматривает теорию через работу Марии Бонапарт, которую он неоднократно цитирует как эквивалент текста Фрейда - без какого-либо уведомления читателя об этом факте - полагаясь, несомненно, на хороший вкус читателя, не без оснований, чтобы не путать эти два понятия, но доказывая не менее, что он не имеет ни малейшего представления об истинном уровне вторичного текста. В результате, от редукции к дедукции, от индукции к гипотезе, автор приходит к своему выводу путем строгой тавтологии своих ложных предпосылок: а именно, что инстинкты, о которых идет речь, сводятся к рефлекторной дуге. Подобно груде тарелок, чье крушение является главным аттракционом классического мюзик-холла - не оставляя в руках исполнителя ничего, кроме пары плохо подобранных фрагментов, - сложная конструкция, которая движется от открытия миграций либидо в эрогенных зонах до метапсихологического перехода от обобщенного принципа удовольствия к инстинкту смерти, превращается в биномиальный дуализм пассивного эротического инстинкта, смоделированного по образцу деятельности столь дорогих поэту искателей вшей, и разрушительного инстинкта, отождествляемого просто с подвижностью. Результат, заслуживающий почетного упоминания за искусство, намеренное или нет, доводить недоразумение до его окончательных логических выводов.

I Пустая речь и полная речь в психоаналитической реализации субъекта

Donne en ma bouche parole vraie et estable et fay de moy langue caulte.

(L'Internele Consolacion, xlve Chapitre: "qu'on ne doit pas chascun croire et du legier trebuchement de paroles").

Причина всегда.

(Девиз каузалистической мысли)

Независимо от того, рассматривает ли он себя как инструмент лечения, обучения или глубинного исследования, у психоанализа есть только один носитель информации: речь пациента. То, что это само собой разумеется, не оправдывает нашего пренебрежения ею. А любая речь требует ответа.

Я покажу, что не бывает речи без ответа, даже если на нее отвечают только молчанием, при условии, что у нее есть аудитор: в этом суть ее функции в анализе.

Но если психоаналитик не осознает, что именно так работает функция речи, он просто сильнее ощутит ее привлекательность, и если первое, что даст о себе знать, - это пустота, то именно внутри себя он будет ее ощущать,