Крепостной Пушкина 3. Война - Ираклий Берг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он прав, господа. Не обращайте внимания, на Стёпу, то есть на его сиятельство, временами находит вдохновение.
— Я серьёзно! Апполинарий Петрович, этот город родился на латыни и вырос на ней, отчего бы не уважать его?
— Быть может, начнём? — оборвал его посол.
— Я готов. Но лучше вы, Александр Сергеевич.
Пушкин, посмеиваясь, подчинился. На блестящем французском, который и вправду для него был родным, то есть первым языком, Александр выдал речь по красоте сопоставимую только с прелестницами которым она посвящалась.
Закончив, поэт поклонился невидимым слушателям. Откуда-то донеслись лёгкие хлопки.
— Талант! — одобрил Степан. — Хоть и не понял ничего, но красиво. После вас я не смею, Александр Сергеевич, потому лучше спою.
— Нет нужды! — поспешно воскликнул Пушкин. — Друг мой, вы отлично поёте и все мы с удовольствием выслушаем пение после, в посольстве, но сейчас вы рискуете.
— Чем это? — набычился Степан.
— Простите за прямоту, граф, но тем, что вас примут за одного из тех ослов, что остались за воротами и выведут к ним.
— Да ну вас, шутки шутить, — отмахнулся Степан, считавший, что неплохо умеет петь, повернулся к стороне откуда слышал хлопанье и затянул любимое:
— Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные,
Стеньки Разина челны!
Так или иначе, но его сиятельство смог завершить произведение, пускай и запыхался.
— Ну как? — победно обернулся Степан к своим.
Надо признать — выступление произвело впечатление и в этот раз хлопали многократно сильнее и дольше.
— Видали? Аплодисменты переходящие в овацию, так сказать. Поверьте, господа, я знаю женщин. Немного внимания — вот и всё, что им нужно. Кстати, испанского языка никто не знает? Серенады там всякие? Я только рекламу «сиалекса» помню. Но не тот случай.
Апполинарий Петрович понял, что нужно брать дело в свои руки и выступил вперёд.
* * *— Хотел вас спросить, Александр Сергеевич, о чем была ваша речь? — пытался расшевелить спутников Степан во время обратного пути. Ему не нравилось их молчание.
— О том что мы послы к их повелителю. — сдался Пушкин после третьего вопроса. — Что мы поражены его величием. Восхищены оказаным приёмом. Потрясены оказаными милостями. Что повелитель, в безграничности своей доброты, позволил нам припасть к ногам самых прекрасных из всех женщин вселенной. Что мы умоляем принять наше скромнейшее подношение, от недостойных людей, которым на мгновение Всевышний явил милость в виде взгляда своего наместника на земле, согрев тем наши сердца.
— Понятно. Другими словами, вы подточили лёд, а я своим выступлением совершенно разбил его. Что? — поёжился граф от того как на него вдруг все посмотрели. — Разве нет?
На следующий день в посольство явился лично визирь, сообщивший, что Падишах и Владыка Востока приглашает завтра своих гостей разделить с ним удовольствие от охоты в окрестностях Стамбула.
Глава 6
Случай на охоте.
Во дворце Топканы готовились к выезду. Посланный от визиря гонец указал стоять у ворот и ждать.
— Всё-таки это случилось, Апполинарий Петрович, нас заставили ждать у ворот. — рассмеялся Степан.
— У вас подпруга слабовата, граф, поправьте пока есть время. — отозвался посол. — Неизвестно сколько времени придётся сидеть в седле. Пока все соберутся. Мы первые из посольств.
— Думаете будут другие?
— Безусловно.
— А вы не знаете куда мы собираемся? — Степан последовал слез с коня.
— На охоту. Куда — знают только султан и Всевышний. Могу только предпологать.
— Это уже кое-что, ваше высокопревосходительство, — шутливо отсалютовал граф, — предположите, если вам не трудно.
— Не трудно. Вряд ли куда-то далеко. Точно не в Эдирне, тогда нас бы предупредили. Вероятно, действительно рейд по окрестностям. Султан недавно построил себе новый охотничий дом в Маслаке, это к северу отсюда, можно рукой подать. Наверное, туда и отправимся.
— Какого зверя будем бить? — не унимался Степан.
— А вам не всё равно, господин граф? — поморщился Безобразов.
— Интересно ведь, Пётр Романович. У меня и оружия нет. А вдруг что?
— Охотиться будет султан, а мы, ваше сиятельство, находимся здесь в роли благодарных зрителей. — резонно заметил Бутенёв.
— Благодарных? — усомнился Степан. — Но вдруг султан промахнется, или нам не понравится?
— Даже если падишах промахнется и попадёт вам стрелой, например в… то место которым вы мучаете лошадь, нам всё равно следует быть благодарными. — не отставал Безобразов. — это называется дипломатия, ваше сиятельство.
— Промах подобного рода может вызвать международный скандал. — с серьезным видом ответил Степан. — по возвращении домой, наш государь оценит подобную самоотверженость и щедро наградит за службу.
— Непременно. И повелит добавить в ваш родовой герб изображение символизирующее этот подвиг. Ваш отец будет счастлив.
— А вы умеете в сарказм, Пётр Романович. — расхохотался Степан представив как он сообщает Помпеевичу о подобной награде.
— Смех смехом, но я бы попросил воздержаться от шуток сегодня. Охота, граф, дело серьёзное. — заметил Пушкин. — Ну вот опять. Что такого я смешного сказал, Степан?
— Ничего, Александр Сергеевич, просто ваш конь…
— Что — конь? Он как раз не ржёт, спокоен и послушен, как и положено хорошему коню.
— Да нет, я про имя. С вас можно рисовать картину и назвать её «Пушкин верхом на Аристотеле».
— Действительно забавно, ваше сиятельство. Но смотрите — французы.
И правда, к нашим всадникам приближалось несколько верховых, старший их которых нёс на себе мундир французского адмирала.
Почти