Любовные чары - Елена Арсеньева

Теперь этот человек уверяет, что она была в забытьи, себя непомнила, а поскольку первая встреча их случилась в баньке, вдобавок одетаМарина была самым убогим образом, он и принял ее за деревенскую девку, готовуюна все. Еще он твердит, будто желал спасти ее от расплаты за свой же грех –убийство Герасима. Что заботится о ее благе, намеревается даже в Англию забратьс собою. И там она будет жить…

– Кем жить? – спросила Марина ехидно. – Прислугой? Игрушкойвашей? А ну как прискучу? Тогда на улицу?

Мужчина отвернул надменное лицо, на которое Марина взирала сотвращением. А ведь в баньке ей он пришелся по сердцу… Но теперь она помнилаодно: унижение, которое испытала только что по его вине, когда он брал еесилою. И не сомневалась: все, что он плетет, – ложь.

На самом деле было так: она пошла гадать в баньку, и еевыследил Герасим. «Заблудившийся лорд» (да, Россия – извека страна чудес, ночтобы английские лорды шатались в богом забытой глуши…) пришел раньше иобольстил Марину. Нет, она признавала, что не противилась ему. А какая женщинаустояла бы? Теперь-то ей понятно, что он – гнусный наемник, за деньги готовыйна любую низость, но тогда откуда ей было знать? Нет, она снова сбилась смысли…

Итак, «лорда» подкупили ее тетка с дядюшкой – в том у Мариныне было сомнения. Немало авантюристов попало в Россию в те времена:бесчисленные французские «графы» да «маркизы», якобы бежавшие от гильотины,были просто искателями легкой наживы. Мог затесаться среди них один англичанин?Вот и затесался на Маринину погибель. Очевидно, тетушка с дядюшкой рассудили,что чем большее расстояние отделит племянницу от дома, тем лучше. Поэтому выборзлодеев-опекунов, решивших оставить за собой богатства бахметевские, и пал на«лорда». Он получил немалые деньги, попользовался девичьей доверчивостью,прикончил не вовремя явившегося Герасима, что было единственным его добрымделом, а потом увез Марину, опаивая ее каким-то зельем и внушая, будто она –холопка, годная лишь прислуживать и ублажать своего господина…

Марина так вонзила ногти в ладони, что едва не закричала отболи. Но боль отрезвила ее и удержала от единственного, чего страстно хотелосьсейчас, – убить разбойника, злодея, погубителя ее жизни. Довольно и того, что вРоссии о ней теперь идет слух как об убийце. Княжна Марина Бахметева убилалакея и сбежала, убоявшись правосудия… Нелепость! Хотя клевету тетка с дядеймогут распустить всякую.

Как же они объясняют исчезновение племянницы? Маринаневесело усмехнулась: да кто о ней спросит? Все небось и забыли о еесуществовании.

А все из-за этой английской голи перекатной, воровского«лорда», который намерился поправить свои обстоятельства ценою чести, жизнибезвинной девушки! Но Марина усмирила поток гневных мыслей. Все-таки он не убилее, хотя и мог. И с собою забрал, не кинул на обочине беспамятной.

Она взглянула в угол, где сидел, устало понурив плечи,«лорд». И тут же осенило: не дурак, вот и не убил! Какой подарок был быопекунам: найти племянницу мертвой и пустить погоню по следу убийцы! Они – неутешны,они – чисты, они получают баснословные бахметевские богатства. А его – направеж. Не поверят ведь, что он был подкуплен…

И вновь уныние овладело Мариной. Нечего и думать – емупротивиться. Какая же силища скрыта в его худощавом теле! Если он опять… Нет,она никогда больше по своей воле…

Зачем он вдруг встал? Марина приоткрыла рот, готоваязакричать…

Конечно, над всем, что Марьяшка… нет, Марина… тут наплела,посмеялся бы всякий здравомыслящий человек, однако Десмонд почему-то поверил ейсразу, лишь только услышал из ее уст почти безупречную английскую речь. Теперьпонятно, почему «Марьяшка» оказалась столь способна к изучению иностранныхязыков – и столь бездарна как прислуга. Ей ведь и самой всю жизнь услужали – извали, конечно, не Марьяшкою, а Мариной Дмитриевной, вашим сиятельством,княжной! А он-то…

Олег тоже хорош – не признал свою соседку. Хотя он,помнится, говорил, что барышню держат в строгости… не видел ее давно… Господи,ну за что она виноватит Десмонда?! Он ведь хотел спасти ее! И почему-то мыслине возникло пойти и объяснить недоразумение перед хозяевами имения. Да онпросто-напросто не в силах был расстаться с этой красотой, внезапно открывшейсяему посреди вьюжной, хмельной ночи. Словно бы среди сугробов расцвел вдругцветок… в сердце его расцвел!

Никогда не надо подавлять первых побуждений! Захотелосьзастрелиться, узнав, что обесчестил русскую княжну, силою увез из родного домаи продолжал бесчестить в течение нескольких недель, – вот и надо было тотчас жестреляться. Теперь был бы избавлен от объяснений. Да и что тут можно объяснить?Что их первая встреча в очередной раз доказала правоту великого Сервантеса,сказавшего: «Между женским „да“ и „нет“ иголка не пройдет!»? Но истинныйджентльмен скорее откусит себе язык, прежде чем скажет благородной даме: вы,сударыня, хотели меня так же, как я вас! Нет, она помнит лишь то, как оннасиловал ее сегодня. И хуже всего, что жгучий стыд уживался в его душе сотчаянием. Не будет больше сладостных вздохов, нежности лона. Ох, как она уставиласьна его бедра, какой ужас в этих глазах!

Ничего. Он загладит свою вину. Есть только одно средствоспасти ее честь и свою – жениться. Но… что начнется дома?! И тут же Десмондвспомнил: ничего не начнется, потому что «начинать» некому. Да, он теперь самсебе господин, и никто не посмеет ему возражать, даже если он явится в родовойзамок Макколов в сопровождении целого гарема. Нет, его родне и фамильнымпривидениям бояться нечего: он привезет с собою всего лишь… жену. Леди Маккол.

Он выпрямился, расправил плечи и проскрежетал:

– Прошу вас оказать мне честь и стать моей женой!

Бог весть, чего Десмонд ожидал после этих слов… Обморока,рыданий… Если бы она кинулась ему на шею… Кажется, еще ни о чем на свете он немечтал так страстно – и так напрасно. Ибо девушка, сузив глаза, отпрянула ипрошипела в ответ:

– Да я лучше умру!

…На море по-прежнему царил полный штиль. Прежде капитануВильямсу только слышать приходилось о таких внезапных переменах погоды, темпаче – в исхоженном вдоль и поперек Ла-Манше. Он знал, что моряки, желая вшторм провести корабль в какую-нибудь укромную бухточку, выливают навзбунтовавшиеся волны несколько бочек масла. И чудилось, некая всевластная рукапроделала то же самое со всем проливом, усмирив бурю внезапно и бесповоротно.Море стояло, как неподвижное стекло, великолепно освещаемое закатным солнцем.