Как отучить ребенка врать - Елена Любимова

4) нужно также объяснить малышу, что первым для него допустимо лезть в драку лишь пару раз. А далее в поединках вообще отпадет необходимость, так как его перестанут дразнить и начнут бояться настолько сильно, чтобы он уже мог подходить к любому из своих врагов и начинать разговор, не опасаясь вновь натолкнуться на грубый ответ. То есть, мы должны подчеркнуть, что вести мирный диалог в случаях, когда он возможен, гораздо выгоднее, чем проводить каждый день в боях, как на войне. Самой главной в этой части обучения должна быть мысль, что человека, способного первым предложить мир после порядочной «свалки», уважают больше, чем способного только драться. Ребенка нужно предупредить предельно откровенно, как и прежде, что, если по окончании, так сказать, войны он не попытается сделать шаг к миру, все вскоре вернется на круги своя. То есть кто-то из его врагов в свою очередь подберет прием, эффективный против него, часть его бывших врагов объединится в более крепкую и сплоченную команду, чем прежняя, которая рассыпалась от неожиданности атаки… На сей раз ими будет двигать куда более мощный стимул – страх быть опять побитыми поодиночке. Так что обратный процесс будет, несомненно, более быстрым, чем он ожидает. А для него все это будет означать, что после череды побед он начнет проигрывать и вскоре снова окажется на месте «груши для битья». Напомним нашему чаду, что агрессивных, необщительных детей никто не любит вдвойне (за одно плюс второе). И что, стало быть, от него отвернутся даже те, кто ранее хоть иногда пытался его защитить. Например, воспитатели, немногие из друзей и, наконец, мы сами – его родители. Только не нужно угрожать, перегибая палку – мы по-прежнему должны просто беседовать с ребенком на равных. То есть объяснять, что будет дальше, так же беспристрастно, как объясняли все предыдущее, позволившее ему решить главную проблему;

5) наконец, мы увидим сами: если в результате всех принятых нами совместно мер у малыша начнет получаться (ему удастся расстаться с ролью изгоя), он надежно усвоит разницу между эффективностью фантазий и конкретных действий. Она будет весьма наглядной – месяцы безостановочного вранья с нулевым результатом против недель, потраченных на его достижение с помощью четко продуманного плана действий.

7. Возможно, наш ребенок преувеличивает количество даримых подарков или имеющихся дома благ потому, что мы и в самом деле экономим семейный бюджет именно за счет его нужд. Причем, если это так, мы наверняка делаем это слишком часто, слишком подчеркнуто и при этом искренне уверены в правильности своего подхода. Мы рассуждаем, что дети всегда хотят новые игрушки, в том числе высокотехнологичные, хрупкие и дорогостоящие, наподобие портативной техники (плееры, флеш-карты, планшеты, смартфоны, игровые приставки и др.). При этом само собой разумеется, что им чуть ли не ежемесячно нужно полностью обновлять гардероб, так как дети растут быстро и еще быстрее приводят одежду в негодность в процессе подвижных игр… Но сколько чаду ни купи обновок (в прямом и переносном смысле), его аппетит от этого все равно не уменьшится. Детям все надоедает быстро, оттого любимых игрушек у них за целое детство «набирается» одна, от силы две, хотя общее их количество может достигать полусотни и больше. Так что мы закономерно полагаем удовлетворение очередной детской прихоти бесполезной тратой средств и времени.

В общем мы правы – некоторые такие подарки не «живут» в детских ручках более суток, поскольку малыши сразу стремятся «посмотреть, что там внутри» и, разумеется, ломают их. При этом вопросы стоимости каждой сломанной игрушки или прибора их совершенно не волнуют – ведь они очень смутно представляют себе, откуда у родителей вообще берутся деньги… Именно понимание, что ребенок не огорчится очередной потере (все равно приобретения и утраты такого рода являются для него игрой), приводит нас к мысли, что эти покупки не обязательны. А наличие других постоянных, больших и не подлежащих отмене статей расходов (например, на полноценное или даже специальное питание, одежду и др.) продолжает нашу логику до экономии на необязательных частях его жизни.

Но, разумеется, ребенок ничего этого не знает и не поймет, даже если мы попытаемся ему объяснить. Его просто сжигает постоянная жажда получить машинку «как у Коли», платьице «как у Светы» и даже телефон «как у Марьи Ивановны». Эта жажда, пусть наш ребенок и не завистлив сам по себе, очень высока у всех детей мира. Впрочем, надо отдать им должное, они и часто переключают внимание с одного такого «хочу, аж не могу» на другое. В ребенке всегда как бы противоборствуют эти два желания – получить именно эту игрушку и одновременно еще тысячу игрушек. Непостоянство желаний спасает их от желчной, устойчивой зависти, свойственной некоторым взрослым. Тем не менее дети плохо владеют своими эмоциями – не умеют сознательно, что называется, прекращать хотеть то или это. Взрослый может запретить себе мечтать о недоступном, а ребенок – нет. Потому от недоступного его можно отвлечь только извне, волей родителей. А когда ребенок хочет обычное для детей (то есть непомерное) количество вещей, увиденных в чужих руках или других доступных только для «просмотра» местах, но не получает никаких подарков, эта жажда постепенно выходит из-под его контроля.

Согласимся, что довод: «У тебя же уже есть точно такая машинка!» – уместен и эффективен лишь в случае, когда она действительно есть, и не одна. Кроме того, родители, экономящие на «необязательных» потребностях чада, лишают себя возможности применить и другой распространенный метод утихомирить его очередной каприз – пообещать, что через неделю мы ее обязательно купим, но сейчас – нет. Таким образом, нам только кажется, что эта экономия ни для кого не заметна и не имеет долгосрочных последствий. В реальности мы теряем на ней почти все возможности отвлечь внимание ребенка от нового «объекта страсти».

Ребенок, который точно знает, что у него нет и никогда не было ни этой забавной машинки, ни того восхитительного набора солдатиков, начинает и в самом деле хотеть уже всего, на чем задержится его взгляд. В итоге постоянное «хотение» становится невыносимым для него самого. Повторим еще раз, что он еще не умеет, так сказать, прекращать желать чего-то усилием собственной воли, а родителям ему в этом плане тоже предложить нечего… На этом этапе и возникает ложь – как наиболее доступный и понятный ему временный выход из положения. Фантазии даются детям легко, они у них всегда очень живы и ярки. Поэтому лгущий о баснословном количестве имеющихся у него машинок/платьиц/заколок и др. малыш в такие моменты и сам может себе поверить. Собственно, он наверняка и лжет-то ради этих моментов, когда он может со всей живостью вообразить, будто они у него действительно есть…

Мы должны понимать этот механизм верно, потому что уверенные в «необязательности» и «риске избаловать» родители, как правило, упорствуют в своей ошибке до последнего – пока их чадо не начнет попросту воровать понравившиеся вещи. На самом деле следующим этапом вранья на тему «миллионов подарков» действительно часто становится детское воровство. Поэтому пока до этого не дошло (а кражи у сверстников весьма распространены среди детишек в возрасте от 7 до 12 лет), нам пора объясниться со своим чадом. Притом объясниться более предметно, чем обычное для нас: «Выкинуть такие деньги, чтобы ты через час поломал этот телефон?!»