Небесные люди - Светлана Макарова

– Значит, ты местная? Почему же скрываешься? Мы можем чем-то помочь?

Хорошие люди. Умирают, а заботятся о других.

– Ты разговариваешь с призраком. Человеку свойственно бояться призраков, поэтому я прячусь.

– Ты очень интересный призрак. Необычный – если верить сказкам о призраках. И добрый. Спасибо, призрак.

– Будьте здесь. За вами придут. Если на вас наткнутся дозорные, скажите, что видели призрака с рюкзаком, и он посоветовал вам оставаться на месте.

Нора помчалась в поселок. Она знала, что делать, но чем ближе становилась россыпь одиночных контейнеров вокруг жилищ богатых, которые в свою очередь окружали охраняемый гвардией блок владыки, тем больше путались мысли. Король сказал: «Сообщай сразу, как увидишь. Окликни любого, кто проходит мимо, и пусть зовут меня, где бы ни был». Как раз такой случай. Но кого позвать среди ночи? Гвардейца-охранника? Ей – девочке, которой нельзя выходить из дома без сопровождения мужчины-родственника?

Выход она видела только один.

– Лек! – тихо позвала она, прокравшись до стенки знакомого контейнера.

Выходные папы и дяди Леона обычно совпадали, и Нора не боялась разбудить не того.

Сейчас Лек должен спать после занятий в отряде. В племени так устроено, что мальчишки начинали помогать взрослым лет с шести, к десяти дневные работы для них становились обязанностью, а с двенадцати и до совершеннолетия все возрастающую часть времени они тратили на общественный труд вроде уборки территории, курьерской беготни или дежурства на постах вместе солдатами. Отдав долг обществу, они работали с отцами – посильно помогали в той же области, постепенно овладевая знаниями и умениями родительских профессий.

Для мальчишек, чьи отцы были солдатами, существовал отряд – вроде настоящего военного подразделения, но из мальчишек. Занятия вели увечные солдаты, которые не могли продолжать полноценную службу. После дня в отряде, его участники обычно едва доползали до дома и падали без сил.

Нора не хотела повышать голос, но если никто не откликнется, придется и стучать, и скрестись, и даже, возможно, влезть на крышу, чтобы разбудить бросая камушки через дырки для воздуха. Главное – не привлечь внимания еще кого-нибудь.

– Лек! – сделала она еще одну попытку.

И сердце едва не взорвалось от радости.

– Кто там? – послышалось в ответ.

– Нора. Горбушка. Выйди, пожалуйста!

– Нора? Ты чего? – Лек явно перепугался. – Если тебя заметят…

Ну хорошо хоть, что больше за нее, чем за себя.

– Выйди, я буду ждать дома.

Через минуту они как бы поменялись местами: она теперь сидела скрытая стальными стенками, а сонный Лек, натянувший штаны задом наперед, а рубашку шиворот навыворот, переминался с ноги на ногу снаружи.

– Что случилось?

– Нужно сообщить королю, что между Городом и отравленным озером умирают от жажды пять человек – мать, сын и три дочки. Они сбежали от азаров, чтобы их не продали в рабство, и хотят верой и правдой служить нашему племени.

– Откуда знаешь? – Лек не верил. – Опять вещий сон?

– Именно. Очень яркий. У меня такое чувство, что я с ними разговаривала. Так и скажи королю.

– Глупости. Да и кто меня пустит к нему среди ночи. Не пойду я. Не хочу позориться. Ты же сама говорила, что видишь много разного, а сбывается только кое-что.

– Лек, пожалуйста, там в эту минуту люди умирают. Каждый миг на счету.

Лек помотал головой:

– Надо мной и так смеются: то не так сделал, это вообще не сделал, а о чем-то даже не подозревал, а виноват все равно я. Не пойду. Это несерьезно.

Осталось последнее средство. Нора набрала воздуха.

– Если пойдешь, я не выдам вашу тайну. Твою и Бораса. Говоришь, моим снам верить нельзя? Тогда слушай: мне снилось, что вы ходили к каменным пескам за оврагом и что-то спрятали там. Потом еще раз сходили. И еще.

В щелку Нора увидела, как на освещенном луной лице Лека опускается челюсть и округляются глаза.

– А теперь самое интересное, – добила она. – Мне приснилось, что в свертке из старого полиэтилена лежат: лук с отдельно упакованной тетивой…

– Ты не можешь этого знать! Следила?!

– Ну да, только тем каждую ночь и занималась. Лек, там люди страдают. Просто поверь мне.

Он помолчал. Затем на щель в стене поднялся взгляд – неожиданно твердый и серьезный.

– Еще раз повтори, что сказать королю.

Глаза, непривычные к свету, слезились, а поднятая ветром пыль заставляла щуриться больше, чем слепящее солнце. Все собрались перед домом. Именно все: праздник – он праздник для каждого, и женщины в этот день допускались к выходу наружу. Насколько бы ни была семья бедна, но у каждой девочки, девушки, женщины и даже старухи имелось выходное платье – именно для таких случаев. За платьем ухаживали, украшали орнаментом и кружевами и год за годом перешивали по размеру. И счастливый день наступил. Пестрая толпа галдела в ожидании, с минуты на минуту полог установленного перед королевским жилищем шатра, где к празднику вырыли купель, отворится, и с окраины поселка покажутся нарекаемые. Шатер был старинный, с пленочными окошками, застежками-молниями и синтетическими тросами. На гудевших выцветшим брезентом стенках красовались несколько кроваво-красных крестов – еще от бабушки Нора слышала, что кресты символизировали смерть, в прежние времена их ставили на могилы. В шатре можно поселить большую семью, но после праздника конструкцию убирали, а помимо праздников ее использовали как выездную королевскую резиденцию, когда правитель изволил путешествовать по окрестностям. Впрочем, такого давно не случалось, за пределы поселка король-колдун старался не выходить.

На праздник Нору привел папа – одна она идти не хотела. После всего, что случилось…

Все больше людей верили в ее исключительность. На Нору бросали взгляды. Мужчины – удивленные, женщины – восторженно-завистливые, Борас и Лек, каждый в своем углу – задумчивые и сверлящие, выворачивающие наизнанку, так что в кишках начиналось гулкое шевеление. В сны парни явно не верили, и искали подвох.

Люди выстроились двумя рядами, образовался длинный коридор, по которому к купели пройдут новые члены племени. Толпа радостно загудела: у шатра началось пока скрытое от Норы движение. Два гвардейца, определенные среди толпы по каскам с рогами и перьями, проследовали ко входу и отворили полог. Взорам открылась купель – наполненная водой яма, место нарекания. Внутрь торжественно проследовали король, несколько человек свиты, включая настража, и шесть гвардейцев с обнаженными клинками – прямой намек, что праздник праздником, а обычных правил поведения никто не отменял.

Те, кто собрался снаружи, один за другим оборачивали головы в противоположную сторону: вдали показались новенькие. Первым шел парень, с которым у отравленного озера разговаривала Нора, за ним его мать, затем сестры. Замотанные в грубые полотнища, они вступали в лоно племени как только что родившиеся – не обремененные ни историей, ни имуществом, ни родством с кем-то другим. От всего, что у них было, включая собственное прошлое, сегодня они добровольно отказались, а то, что нужно для жизни, им дадут. Один за всех, все за одного – главный девиз, без которого племя обращается в стадо и перестает существовать. Девиз работал. Сосед мог ненавидеть соседа, в семьях быть раздор, но стоило появиться общему врагу или несчастью – племя вставало плечом к плечу и вместе сражалось с бедами. От новичков ждали того же, а для этого отказ от прежних клятв и новая присяга обставлялись так, чтобы запомнились. Для одних – живописный переломный момент в жизни, для других – зрелище, не такое частое, как хотелось бы, и просто повод побыть на людях. В итоге все были счастливы.