Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова

– Я засел в маленькой комнате напротив анатомички и постарался заснуть, – говорил он. – Стыдно признаться, но мне, как бабе, приснился тогда стандартный кошмар: как по всему зданию вырубили свет и возле моей кушетки кругами расхаживает что-то темное, страшное… На окнах – решетки. Деться некуда. И все, что остается – сидеть и ждать развязки, глядя, как это темное сужает свои круги…

В ту ночь Неунывайко проснулся в классическом холодном поту – и вдруг понял, что света в здании действительно нет! Он вскочил, роняя стулья, и заметался по комнатке в поисках спичек или зажигалки – ничего не нащупал, наткнулся на все те же решетки, чуть не закричал… Была зимняя ночь, за окном выла вьюга, добавляя ужаса и без того кошмарным ощущениям. Наконец Павел сумел взять себя в руки, нашарил дверь, выглянул в коридор – и увидел ту же темноту; через минуту возникло чувство, что дверь в прозекторскую приотворена, хотя начинающий патологоанатом точно помнил, что закрывал ее… Павел резко захлопнул дверь, сначала глупо держал ее обеими руками, потом навалился спиной, наконец забаррикадировал столом и стулом и до утра просидел на кушетке с ногами, ни на минуту не смыкая глаз.

– Сейчас смешно, конечно, об этом вспоминать, – говорил Неунывайко, – а тогда я и вправду чуть не поседел. Но потом решил: что бы тут со мной ни происходило, выдержу ровно год – испытаю характер. Действительно, проработал год. И знаешь – втянулся… Судебная медицина вроде бы считается не слишком выгодной – по заработкам. Да и с точки зрения эстетики тут тоже, конечно, приятного мало… Но в плане научных исследований – как раз то, что нужно. Это для меня, да и для многих, кто работает здесь, и есть самое важное. Хотя обыватели почему-то думают, что в морг идут работать исключительно отпетые циники. Ничего подобного! Нет, ну встречаются, конечно, уроды – так они везде бывают.

– Что вы имеете в виду? – встрепенулась я.

– Ну, всякие такие случаи…

– Какие?

– Господи, надоела! Ну вот, было как-то нашумевшее дело в одном из московских моргов, скандал даже до министерства дошел. Два санитара-отморозка во время ночного дежурства решили устроить гонки «Формулы-1»: рассадили зрителей-мертвецов на трибуны-каталки, взяли еще двух усопших – гонщиков, положили каждого на каталку – болид, а сами стали пламенными моторами. Так и катались до утра. Утром оба были уволены. Скандал был памятный… Но это редкий случай, практически уникальный. В основном у нас работают искренне преданные медицине люди.

– Не сомневаюсь, – заверила я собеседника, но он почему-то обиделся:

– Не хочешь – не верь! А вообще-то медицина с самого начала зарождалась на исследовании тел умерших. И если хочешь знать, первым патологоанатомом на Руси был Петр Первый – это он издал указ об организации первых анатомических театров!

– Да верю я тебе, верю – глядите, какой обидчивый! – Я тоже отбросила лишние в этом месте условности и стала обращаться к своему собеседнику на «ты». – Я вашу здешнюю философию уже поняла. Но тебе… тебе уже совсем не страшно? С мертвыми же все время, неужели совсем не давит?

Неунывайко вздохнул.

– Мертвые-то как раз не давят. Что с ними – лежат, молчат. Вот с живыми хуже.

– А, ну да, как это – «бояться надо живых», так?

– Да нет, не в этом дело. Я про родственников. Вот с кем настоящие проблемы возникают. Беда просто, честное слово! Например, южные люди или приверженцы мусульманской веры – по их обычаям, тело умершего вскрывать нельзя категорически, и анализы нельзя брать, даже если это необходимо для того, чтобы установить причину смерти – для уголовного дела, например. Но их разве убедишь? Приходят сюда, иногда целыми кланами в полном составе, кричат, ругаются, угрожают, требуют отдать тело. А нам-то что делать прикажешь? Мы – как меж двух огней. Потому что по одному закону они совершенно правы: родственники могут отказаться от услуг патологоанатома и забрать тело своего усопшего без вскрытия. А по другому – «отмена патолого-анатомического вскрытия в случаях неустановленной причины смерти не допускается». Вот тут и вертись, как знаешь. Иногда приходится уступать родственникам, иногда, если совершенно ясно, что дело нечисто, – настаивать на своем.

– А в случае с телом Руфины Нехорошевой? – попыталась я повернуть разговор в нужное мне русло.

– Да этот случай – вообще черт знает что такое! Какой-то бред! Сколько он мне нервов вымотал, ты не представляешь!

– Вот-вот, с этого места поподробнее…

– Подробно трудно, меня ведь не было, когда ее к нам доставили. Собственно, на тот момент морг уже был закрыт, дежурила только санитарка наша, Надежда, – после всего этого ее уволить пришлось, а жаль, хорошая баба… Но что началось потом! Приезды, наезды, скандалы – эти ее сыновья просто из кожи вон лезли от злости, такое было впечатление, что случилось ЧП государственного масштаба. Чиновники приезжали, из милиции кто-то, всех нас заставили писать объяснительные – всех! – хотя никто, кроме Надежды, не был виноват. Мы теперь, от греха подальше, всех покойников выдаем под двойные расписки, как будто здесь Госбанк, а не морг!

– Ну, знаешь, – возмутилась я, – а если бы, не дай бог, похитили твою… допустим, тетю? Ты бы на стенку не полез?

– Может быть, конечно… Нет, по-человечески я этих людей понимаю. Но и ты меня пойми: нам же столько времени работать мешали! А результат какой? Нуль. Только охрану усилили – правда, собственными силами.

– То есть теперь умершего просто так с территории морга не увезешь?

– Нет. К тому же мы на боксы и замки повесили.

– На какие боксы? – пробормотала я.

– Ну, на холодильники. У нас каждый лежит в отдельном холодильнике!

– А что, никогда у вас до этого трупы не исчезали?

– Вот-вот, милиция тоже об этом спрашивала. Мы даже всю документацию подняли. За последние пятнадцать лет было только два случая: один раз обезумевшая мать выкрала свою дочь, двухлетнюю девочку, которая по ее недосмотру упала с девятого этажа и, разумеется, разбилась насмерть. Мать на этой почве слегка сдвинулась (что можно понять), проникла к нам, унесла дочь за пазухой и потом два дня держала ее тело в своей постели – отогревала дыханием, ей все чудилось, что девочка жива и вот-вот очнется. Страшно вспомнить! А второй случай такой: престарелый гражданин, подкупив санитара, вывез труп своей тещи, которая умерла в больнице от размягчения мозга. Он, видите ли, был безработным и не имел средств на достойные похороны. Чтобы не срамиться перед соседями, он просто вывез тещу и закопал в огороде, а им сказал, что «маму» отправил в дом престарелых. Вот так, а больше случаев кражи тел у нас не было.

Разговор зашел в тупик. Пока я соображала, с какой еще стороны подойти к расследованию, Павел неуверенно протянул:

– Правда, были взрывы – в крематории неподалеку.

– Взры-ывы?!

– Да, но это случаи больше для анекдотов подходят, чем для криминального расследования. Прикинь, прямо в гробах начало что-то взрываться! Маленькие такие мини-взрывы, для окружающих не опасные, но все равно дико: все наши переполошились. Особенно часто взрываются гробы с, так сказать, «молодыми покойниками» – знаешь, там, если в автокатастрофе кто-то погиб или на разборках… Стали выяснять. В том числе и минеров позвали. Те тоже долго голову ломали, датчики свои раскладывали, учебники листали – ничего непонятно! В конце концов выяснилось-таки. Оказывается, друзья и родственники умерших в последнее время додумались класть в гробы всякую муть – то, что, как им кажется, может пригодиться покойнику на том свете. Бутылки с алкоголем, боевые патроны, петарды… Вот это все и рвется в печи. Но чаще всего взрывается знаешь что? – вдруг растянул губы в улыбке Павел Неунывайко. – Ни за что не догадаешься, я и сам поразился. Силиконовые имплантаты! Ну те, что бабы себе в губы или грудь закачивают…