Серебряные ночи - Джейн Фэйзер

Но она по-прежнему недвижно стояла на дорожке, снова напомнив ему маленького степного зверька, попавшего в капкан, раскинутый человеческими руками. Образ этот был настолько четким, так явно напоминал о его неприглядной роли в этом похищении, о которой она с завидным упрямством не переставала напоминать, что ему пришлось заставить себя рассердиться.

– Я должен посадить вас лично? – грубоватым голосом проговорил граф, делая решительный шаг к княжне.

В то же мгновение старый князь с воплем отчаяния оказался между ними. Только теперь Софи, кажется, сбросила оцепенение. Слегка прикоснувшись к руке деда, она обошла его и села в карету. Таня, нагруженная корзинами и тюками, вскарабкалась за ней. Дверца захлопнулась.

– Черт вас возьми! – Голицын наконец-то вышел из себя. Иронической маски как не бывало. – Она не выносит замкнутого пространства, ее мутит от поездок в карете.

Адам поклонился и щелкнул каблуками. Шпоры звонко клацнули в свежем утреннем воздухе.

– Это не в моей воле, князь. Прощайте и спасибо за гостеприимство.

Вежливые слова слетали с языка, обнаруживая желание как можно скорее покончить с этой неприятной сценой. Чем дольше они будут здесь стоять, тем хуже будет и для княжны, и для самого Голицына. Он одним махом взлетел в седло, поднял руку, подавая сигнал, и кавалькада пришла в движение.

Софи забилась в угол карсты, не в силах заставить себя даже выглянуть в окно, чтобы бросить прощальный взгляд на любимый дом и на того, кто был для нее всем на свете с того момента, как она помнила себя. Она никогда не узнала, что он стоял на пороге до тех пор, пока карета не скрылась из виду за тополями, высаженными вдоль тракта.

– Ну с Богом! – со своей житейской крестьянской мудростью бодро проговорила Таня, прикоснувшись к колену Софьи. – Не надо думать о том, что позади. Думайте о том, что ждет вас.

– Вот об этом я как раз стараюсь не думать, – откликнулась Софья.

Как она могла объяснить свои чувства Тане, которая от рождения не имела права голоса на то, чтобы высказывать свое отношение к происходящему с ней? Таня была собственностью другого человека, который мог поступать с ней по своему усмотрению. И ей оставалось только ежедневно благодарить Бога за то, что се хозяин оказался добрым и справедливым. Может ли быть большее счастье для слуги? Вот и теперь она едет в Санкт-Петербург со своей хозяйкой, которой предстоит занять свое место при дворе – в роскошном мире. По мнению Тани, впереди их ожидали сплошные радости и великолепие.

Это утро, казалось, никогда не кончится. Карета тряслась и раскачивалась на выбоинах разбитой дороги, которая была главным и единственным путем в Киев. К концу первого часа Софи почувствована, как виски стянуло тугим обручем. Это было явным признаком подступающей тяжкой головной боли и тошноты – её постоянных спутников в путешествиях, когда приходилось ездить таким образом. Она в отчаянии сжалась в углу.

Спустя час Тане пришлось высунуться в окно кареты, чтобы докричаться до кучера. Он остановил лошадей. Таня помогла согнувшейся в три погибели Софье Алексеевне спуститься на землю и зайти в некоторое подобие укрытия, которое давали жиденькие заросли кустарника, Таня придерживала хозяйку за талию, пока та корчилась в мучительных приступах рвоты; пульсирующая боль в голове была почти невыносимой.

– Что за черт! Что тут у вас происходит? – послышался голос графа, который подскакал к экипажу, заметив, что карета остановилась.

– Княжна, ваша честь, нехорошо себя чувствует, – бесстрастно откликнулся кучер Голицыных. – Не выносит кареты… Никогда не выносила.

Данилевский негромко выругался. Просто дьявольщина какая-то: эта крепкая казачка, умелая наездница, отличный стрелок, оказывается, страдает от укачивания в карете! Он ждал, пока женщины вернутся из своего укрытия, При виде смертельно бледной Софи его сердце сжалось.

– Бога ради, неужели ей ничем нельзя помочь? – воскликнул он, обращаясь к служанке. – Ты должна знать, что делать,

– Много тут не сделаешь, барин, – вздохнула Таня, помогая хозяйке взобраться обратно в карету. – Ей будет лучше только на остановке.

Весь остаток дня им пришлось останавливаться бессчетное количество раз. Адам уже отчаялся надеяться, что пятьдесят верст до Киева они покроют и за ближайшие пару дней. Поначалу он думал, что до сумерек удастся проехать хотя бы половину пути, но состояние подопечной приводило его в ужас, а помочь было не в его силах. Позволить ей ехать верхом на Хане он не мог. Даже в поводу это могучее животное будет неудержимо.

В середине дня Адам окончательно понял, что дальше так ехать нельзя. Софи просто таяла у него на глазах, превращаясь в жалкую тень совсем недавно еще лучащегося жизненной энергией создания, с которым ему довелось познакомиться.

Они добрались до солидных размеров почтовой станции, и Адам отдал приказ остановиться. Спешившись, он зашел внутрь, чтобы лично убедиться в приемлемых условиях для ночлега. Смотритель был готов предоставить уединенные покои в задней половине дома. Они не были изысканны, но, во всяком случае, гораздо лучше многих из тех, на которые можно рассчитывать в подобном путешествии. В этом Адам уже не раз убеждался своими глазами.

Он вернулся к карете, распахнул дверцу и встал на подножку. Софи, по-прежнему съежившаяся в своем углу, казалось, вообще не обращала внимания на происходящее вокруг. Помутневшие глаза глубоко запали на посеревшем лице.

– Выходите, – мягко предложил он, – в постели вам станет лучше. Не увидев и малейшего намека на ответное движение, Адам неловко втиснулся в тесноту кареты и подхватил девушку на руки. Она оказалась весьма тяжелой, несмотря на внешнее изящество и даже хрупкость. Адам непроизвольно отметил это про себя, спускаясь на землю со своей ношей и устраивая ее поудобнее.

Густые полумесяцы ресниц дрогнули.

– Прошу простить меня, – прерывисто проговорила Софи. – Это слабость, но я ничего не могу с собой поделать.

– Не сомневаюсь, – сухо откликнулся граф. – У каждого из нас есть свои слабости. – Он внес ее в дом и уложил на кровать в спальне. – Жена смотрителя предоставит вам все что пожелаете, – сообщил он Тане, намереваясь покинуть комнату.

– О, вам не надо беспокоиться, ваше сиятельство, – спокойно откликнулась Таня, уже склонившись над дорожными тюками, которые пристроила в углу. – Я сделаю княжне успокоительный чай, она поспит немного, а потом сможет и пообедать, не сомневаюсь.

Адам изумленно поднял брови. Предположение о том, что женщина, которую каждые двадцать минут в течение всего пути буквально выворачивало наизнанку и которая в полнейшем изнеможении Лежала сейчас на кровати, сможет пообедать, как только немного отдохнет, показалось ему невероятным. С этой мыслью он и отправился на улицу. Надо было проверить, как расположился его отряд, а главное – подумать, как поступить завтра. Месяц такой езды, как сегодня, может свалить с ног и быка, а Софья Алексеевна при всей ее выносливости была все-таки существом иного порядка.