Девочка с медвежьим сердцем - Фрэнсис Хардинг

Она неохотно направилась к окну. Похоже, медведь не любил слишком приближаться к людям, и она не хотела, чтобы он взбунтовался.

Когда на лицо девочки упал свет, парень за окном не то торжествующе, не то недоверчиво усмехнулся:

– Так это правда! У тебя такой же подбородок, как у меня! Да, – ответил он в ответ на ее изумленный взгляд. – Это наше маленькое наследство. Подпись сэра Питера.

Кровь бросилась в лицо Мейкпис, когда до нее дошло, что он имеет в виду. Значит, она не единственный побочный ребенок сэра Питера!

В душе ей хотелось верить, что родители любили друг друга и, следовательно, ее собственное существование хоть как-то оправдано. Но нет, всего вероятнее, мать была кратковременным увлечением, не более того.

– Я тебе не верю, – прошептала Мейкпис, хотя на самом деле поверила. – Немедленно откажись от своих слов!

Этого она не могла вынести. Ослепленная, словно в приступе горячки, она больше всего хотела вырвать прутья решетки и исполосовать ими мальчишку.

– Да у тебя горячий нрав, – заметил он с некоторым удивлением. Мейкпис тоже изумилась – впервые кто-то сказал о ней нечто подобное, да еще с оттенком одобрения. – Ты и вправду похожа на меня. Тише, не разбуди весь дом.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Мейкпис, понизив голос.

– Все слуги только о тебе и говорят, – тут же ответил парень. – Молодой Кроу сказал, что ты спятила, но я ему не поверил.

Мейкпис предположила, что носатый слуга, который ее избил, и есть молодой Кроу.

– На другой стороне башни тоже есть окно. Я вылез в него и добрался сюда по карнизу, – ухмыльнулся парнишка собственной изобретательности.

– А если ты ошибаешься? Если я действительно спятила и сейчас столкну тебя вниз и ты разобьешься?

Мейкпис все еще была безумно зла и чувствовала себя загнанной в угол. Почему люди, не важно, живые или мертвые, вечно чего-то от нее хотят? Почему не могут оставить ее в покое, наедине с медведем?

– Мне ты спятившей не кажешься, – заверил Джеймс с раздражающей уверенностью, – и не думаю, что у тебя хватит сил меня столкнуть. Как тебя зовут?

– Мейкпис.

– Мейкпис? О, я и забыл, что ты пуританка.

– Вовсе нет! – Мейкпис покраснела.

Благочестивые жители Поплара никогда не называли себя пуританами, да и Овадия упоминал о них таким тоном, что она чувствовала: это слово вовсе не комплимент.

– Там, откуда ты пришла, у всех такие имена? – поинтересовался Джеймс. – Я слышал, эти люди зовутся Борись-за-Правое-Дело, Плюнь-в-Глаза-Дьяволу, Прости-за-Грехи, Все-Мы-Жалкие-Грешники и тому подобное.

Мейкпис не ответила. Не совсем понимала, серьезен он или издевается. Кроме того, среди паствы Поплара действительно была одна Прости-за-Грехи, которую обычно сокращали до Про.

– Убирайся, – выдавила она наконец.

– Неудивительно, что тебя заперли, – хмыкнул Джордж. – Они не любят строптивых. Послушай, я найду способ вызволить тебя отсюда. Скоро в Гризхейз вернется сэр Томас, наследник Овадии и старший брат сэра Питера. Он меня любит. Постараюсь замолвить за тебя словечко.

– Почему? – спросила сбитая с толку Мейкпис.

Джеймс уставился на нее с таким же недоумением.

– Потому что ты моя младшая сестра.

После его ухода Мейкпис долго не могла забыть эти слова. Похоже, у нее появился брат. Но что слова Джеймса означали на самом деле? В конце концов, если он сказал правду, значит, лорд Овадия ее дед, но она не видела в глазах старика ни доброты, ни родственных чувств. Даже если в ком-то течет та же кровь, что у тебя, вовсе не обязательно делиться с ним секретами. Однако Джеймс, казалось, был вполне уверен в том, что он и Мейкпис – на одной стороне.

Дни шли за днями, но Джеймс не возвращался. Мейкпис переживала, не была ли с ним чересчур враждебна. Вскоре она была готова отдать все на свете, лишь бы увидеть дружелюбное лицо.

Молодой Кроу оказался не только ее надзирателем, но и судьей. Если она спорила, кричала или угрюмо молчала, это объявлялось признаком ее «меланхолического» помешательства. Наказание было одно: несколько сильных ударов палкой по рукам или голеням.

Мейкпис изо всех сил старалась сдерживать готового к ответным ударам медведя, особенно когда в глазах темнело, а его ярость угрожала поглотить обоих. После визитов Молодого Кроу медведь заставлял ее часами метаться по комнате, а иногда и несвязно реветь его голосом. Были и моменты душевной связи, когда он, казалось, понимал ее. А она могла его успокоить. Но иногда казалось, что легче уговорить грозовую тучу, чем медведя. Он не понимал, почему на окне решетка. Почему свободу Мейкпис ограничили. Почему необходимо пользоваться ночным горшком.

После того как медведь швырнул их миску через всю комнату и та разбилась, ноги Мейкпис заковали в кандалы. Отныне каждое утро ее силой удерживали на кровати, чтобы закапать в нос красноватое зелье с запахом свеклы, «охлаждающее оболочки мозга».

Немного позже ее застали плачущей и дали отвар, от которого началась рвота. Все для того, чтобы избавить ее от «черной желчи», вызывавшей «меланхолию».

Медведь был странным и опасным, его присутствие все осложняло. И все же девочка цеплялась за него. У нее появился тайный друг, и благодаря этому она не позволяла отчаянию взять над собой верх. Был кто-то, кого она хотела защитить и кто был готов безмолвно буйствовать, чтобы защитить ее. Засыпая, она сворачивалась клубком, прижимая к себе кого-то маленького, круглого, похожего на детеныша и в то же время большого и теплого. А он, в свою очередь, заключал ее в свое тепло, чтобы оградить от мира.

Как-то Молодой Кроу велел привязать ее к носилкам и накрыть лицо тряпкой. Мейкпис ощущала толчки, когда ее переносили с одной лестницы на другую. Иногда носилки опасно кренились, и девочка едва не падала. Наконец она очутилась в комнате, где было нестерпимо жарко и плавали густые кухонные запахи дыма, мяса, крови, пряностей и лука.

– Сметите горячие угли – кирпичи и без них достаточно нагреты. Помогите мне: ее голову нужно сунуть в печь, но неглубоко.

Мейкпис сопротивлялась, но ее связали слишком добросовестно. Она чувствовала каждый толчок, пока носилки устанавливали как следует, а потом и обжигающий жар печи, даже сквозь тряпку на лице. Было трудно дышать, горячий, дымный воздух опалил легкие. Кожу жгло и покалывало, и она в панике закричала, боясь, что глаза начнут поджариваться, как яйца.

– Что это ты делаешь, Кроу? – спросил незнакомый голос.

– Сэр Томас!

Судя по тону, Молодого Кроу застали врасплох.

– Мы лечим девчонку Лайтфут от меланхолии. Жар печи заставит ее пропотеть, а вместе с потом выведет все ее беспорядочные фантазии. Это испытанная практика… В книге есть картинка…

– И что ты собирался делать потом? Подать ее под хреном и горчичным соусом? Вынь девочку из печи, Кроу. Я хочу поговорить с ней, но вряд ли мне удастся сделать это, пока она запекается.