Водолаз Коновалов и его космос - Ксения Полозова

со своим другом детства Лёшей. То же, должно быть, чувствовал Сергеич в тот злополучный день, когда увидел белую туристическую задницу там, где этой заднице было вовсе не место.

На пляже обнаружилась-таки белая туристическая задница, но располагалась она на положенном ей месте – между двух согнутых в коленях женских туристических ножек.

– Вы только приберите там все за собой, – гаркнул вниз подошедший к Юрию Сергеич и добавил тихо: – Как оно их сюда пустило, не пойму. Поехали, что ли?

Но уезжать не пришлось. Напуганные появлением двух мужчин, московские гости уже поднимались по тропе, держа в руках пакет с мусором. Полная женщина лет тридцати поправляла платье, мужчина на ходу застегивал ширинку на джинсах. Они молча сели в машину и укатили, окутав Коновалова и Сергеича серой пылью.

– В четыре смогу забрать. Устроит? – спросил Сергеич. Он смотрел вдаль, на маленький темный силуэт корабля на горизонте. Взгляд был пустым.

Коновалов согласился, спустился вниз и брезгливо посмотрел туда, где каких-то десять минут назад сверкала белая попа водителя «опеля». На песке еще различались отпечатки женских ягодиц. Море смутилось, быстрым движением волны смахнуло следы чужого присутствия, как застигнутая врасплох хозяйка смахивает со стола хлебные крошки.

Коновалов, не раздеваясь, сел на камень. Слова, заготовленные прошлым вечером, висели на кончике языка.

– Нам надо поговорить, – хотел сказать он, но море ласково и требовательно обдало его солеными брызгами. Брюки и майка от его объятий намокли. Коновалову пришлось раздеться.

Вода ласкала его, обнимала, гладила его тело.

– Ты – идиот? – хором орали напуганный Юрик и храбрый Коновалов.

Но Коновалов не мог остановиться.

– Я соскучилось, – прошептало море, когда Юрий вошел в него. Он резкими, сильными взмахами рук продвигался все дальше и дальше от берега, чувствуя лишь одно – жадную жажду. Ему хотелось раствориться в море, познать его до последней капли, как мужчина познает женщину, входя в нее. Хотелось безраздельно владеть им.

Повинуясь этой жажде, Коновалов набрал полную грудь воздуха и нырнул. Легкие горели, горели глаза, но он яростно работал ногами и опускался на метр, два, три.

Сперва солнечные блики еще играли на загорелых руках, сверкали испуганные рыбки, но чем глубже он погружался, тем холоднее и равнодушнее становилось море. Вода не пускала его, отталкивала, сопротивлялась. Что-то коснулось его ноги – настырное прикосновение утопленницы, пугавшей его в детстве. Он извернулся, чтобы схватить ее за волосы и выволочь на берег, но в его руке оказался целлофановый пакет с размокшими остатками какой-то еды.

Коновалов с омерзением отбросил пакет в сторону, резко вынырнул, с трудом доплыл до камня, снял с пальца кольцо и аккуратно положил рядом с собой. Хотел сказать все придуманное, но язык не слушался, растеряв припасенную речь. Море тоже молчало. Черный опал играл на солнце кровавыми бликами.

Белая кепка

Утро следующего дня было не похоже на предыдущие – не лилось в комнату золотистыми лучами, суля новый счастливый день. Оно было таким, словно по стенам и потолку размазали серую столовскую овсянку.

Коновалов выглянул в окно. Небо заволокли тучи, похожие на скомканные половые тряпки, напитанные грязной водой. Дождя не было, но ветер дергал калитку, будто пытался войти в палисадник, рвал ее, раздосадованно хлопал ею о забор, пытаясь сорвать массивную щеколду. Нужно было отменить поездку к утесам, но телефон Сергеича не отвечал, а потом и вовсе выпал из зоны действия сети.

На кухне было пусто. Только металась на ветру белоснежная штора. Распахнутое окно то всасывало ее в себя, то выплевывало в комнату. На столе в зеленоватой луже лежала опрокинутая ваза. Цветы, которые каждое утро приносила Маша, рассыпались по мокрой скатерти. Коновалов закрыл окно, наполнил вазу, поставил в нее цветы.

– Маша! – крикнул он. Ответа не было. Юрий вернулся в коридор, постучал в зеленую дверь – тишина. Подергал красную – заперто. В квартире, кроме самого Коновалова, никого не было.

Куда и зачем могли уйти домоседка и ее домработница? Юрий набрал номер Фаины и услышал мелодию айфона за дверью ее комнаты. Телефон она с собой не взяла.

Он бросился на улицу. Ветер вырвал из его рук калитку и что было силы ударил ею о забор, задребезжала щеколда. Коновалов не остановился закрыть ее. Он широкими шагами шел по улице, время от времени переходя на бег.

– Чего ты так разнервничался? – зевнув, спросил храбрый Коновалов.

– Ты правда думаешь, что буря из-за тебя? – в голосе напуганного Юрика было чуть больше сочувствия.

– Да ничего с твоей Фаиной не случится, – храбрый Коновалов даже не старался звучать убедительно. Юрий отмахнулся от него, ища глазами инвалидную коляску. Море бушевало в конце улицы. Налитые злобой тучи простирались до горизонта. С запада несся на город смерч, за ним еще один, больше и яростнее.

Обычно людная набережная была пуста. Торговцы кукурузой и разноцветной сахарной ватой спешно складывали полосатые зонты, которым ветер выламывал спицы, закатывали свои тележки в ближайшие магазинчики.

Мимо Коновалова пролетела чья-то белая кепка, он попробовал поймать ее, подпрыгнул, вытянув руку, но безуспешно. За кепкой гналась девочка лет пятнадцати в красном платье, подол которого бился на ветру, оголяя ее ноги и розовую полоску купальника. Она остановилась у самой лестницы, провожая взглядом свою потерю. Кепка упала в воду метрах в двух от берега, несколько секунд ее еще можно было различить, маленькое белое пятно среди бурых пенистых волн, вскоре оно исчезло, проглоченное морем.

Коновалов шел дальше, преодолевая упиравшийся в лицо соленый ветер. Нужно было во что бы то ни стало найти Фаину и вернуть ее домой. Волны накатывали и обрушивались на пляж. Над будкой спасателей дергался красный флаг. Очередная волна подхватила сорванный с шезлонга полосатый матрас и играла им, как кошка фантиком. Следующая швырнула песком в мощенную плиткой набережную. Безжалостный ветер прижимал к земле тополя, срывал листву с платанов и швырял ее в ненасытное злое море.

– Я правда думаю, что это из-за меня, – хрипло ответил самому себе Юрий.

Мимо Коновалова ветер пронес двух перепуганных добела пляжников. Полный немолодой мужчина что-то кричал, но шторм затыкал ему рот, отчего из его горла доносились только обрывки какого-то слова. «На! На!» – орал мужчина. Женщина, летевшая следом, прижимала руки к губам, словно буря мешала ей дышать. Юра остановился и обернулся.

Их волокло по лестнице к пляжу, где красное платье девочки на секунду показалось среди волн и снова исчезло. Коновалов развернулся, забыв о Фаине, и полетел туда, где мелькали то белая кепка, ставшая приманкой, то красная девочка, попавшая