Немецкие субмарины под прицелом английских эсминцев. Воспоминания капитана Королевских военно-морских сил. 1941-1944 - Дональд Макинтайр

Одной из отличительных черт этого сражения было то, что «U-100» была обнаружена, впервые в истории, примитивным и крайне неэффективным радаром, установленным на «Вэноке».

Последние минуты существования «U-100» были весьма драматичными. Когда Шепке, стоя в боевой рубке, увидел «Вэнок», стремительно надвигающийся на него, он поспешил успокоить своих людей: «Не беспокойтесь, все в порядке, он останется позади нас». Вне всяких сомнений, он был введен в заблуждение особой маскировочной окраской «Вэнока», и несколько секунд спустя он принял ужасную смерть, буквально раздавленный между носом корабля и приборами наблюдения.

В течение дня мы догнали свой конвой и, поскольку все было спокойно, решили вывести наших пленников на палубу и посмотреть на них. Было забавно видеть выражение уныния на их лицах, когда они разглядывали множество океанских судов, двигавшихся как единое целое, как будто ничего не случилось. Мы сочувствовали и переживали за блестящих капитанов этих судов, которые непреклонно держались на своих позициях в конвое, хотя интуиция, должно быть, побуждала каждого в темноте поскорее вырваться прочь из опасной зоны.

На первый взгляд, казалось бы, здравое решение. Однако на практике это означало почти верную катастрофу.

Кретчмер, также стоявший в этот момент на квартердеке, поднятой верхней палубе в кормовой части судна, пристально, с неподдельным интересом смотрел на символ нашего корабля – подкову. Повернувшись к «шефу» Озборну, он заметил:

– Какое странное совпадение! Моя лодка тоже плавала под символом подковы, правда, она висела концами книзу.

– Да, капитан, – ответил шеф, – а по нашему убеждению, подкова, подвешенная концами вверх, приносит удачу в сражении, и в нашем с вами случае это, кажется, истинная правда. – Такой ответ вызвал у нашего узника лишь печальную усмешку.

Тем временем на борту корабля и пленные, и те, кто их в плен захватил, обосновались вместе и вели себя более или менее дружелюбно по отношению друг к другу в условиях ограниченного пространства. Правда, следует напомнить, что, помимо почти всего экипажа «U-99», на нашем борту жили также члены команды «Дж. Б. Уайта», которые, повторюсь, имели личный счет к врагу. Поэтому временами их требовалось удерживать от приближения к немцам. Что касается необходимости содержания пленных в строгой изоляции, то на моем корабле, хоть и маленьком, такой проблемы не было.

В кают-компании всегда толпились офицеры с «Дж. Б. Уайта», поэтому немцы и офицеры моего корабля в часы отдыха едва находили для себя свободное пространство, чтобы лечь. Пока немцы приходили в себя, Джон Лэнгтон, озабоченный тем, чтобы на судне не было случаев пневмонии, заказал им виски. Фон Кнебель-Добериц надменно отказался от своей порции и демонстративно приказал всем остальным не пить вместе с нами. Он завершил эту процедуру отдачей нацистского салюта и выкриком: «Хайль Гитлер!» Канонир Чаплин злобно посмотрел на него и предупредил, что если он дорожит своей жизнью, то пусть впредь воздержится от подобных выходок. Остальных пригласили выпить, и после небольшого замешательства они приняли приглашение и слегка расслабились. Наши офицеры не сумели воздержаться от нескольких мелких, но язвительных шуток.

Пока военная форма наших пленников просушивалась, в качестве трофеев были взяты не только медали и ордена, но даже пуговицы-крылья. Когда же немцы обнаружили их исчезновение, начались массовые недовольства. Дело в том, что правила обращения с военнопленными запрещают конфискацию орденов и медалей, и Питеру Старди пришлось потратить немало усилий, чтобы убедить похитителей вернуть награды. Правда, пуговицы-крылья не были возвращены, и я так и не узнал, как же немцы смогли обходиться без них.

Поскольку кают-компания была занята, наши гости были вынуждены поселиться даже в моей каюте. Мой старший инженер, Озборн, человек, умеющий «наводить мосты», получил троих подопечных: Кретчмера, капитана и старпома с «Дж. Б. Уайта». Вместе они составляли довольно-таки необычную комбинацию. В дополнение к ним был приставлен вооруженный часовой.

Позднее Озборн все время повторял, что это был единственный случай за всю войну, когда возникла столь занятная ситуация.

От Кретчмера нам удалось узнать очень мало, и еще долгое время для нас оставалось загадкой, почему же он совершил такую грубую ошибку. Была ли у него назначена встреча с «U-100», или же он пытался прийти на помощь своим товарищам? Уже много времени спустя я узнал от Кретчмера правду относительно его просчетов и понял, насколько удачлив был я сам. Для «U-99», которая полностью израсходовала все свои торпеды, не было никакого другого пути, кроме как тихо вернуться домой и быть восторженно встреченной. Кретчмер же даже не подозревал, что находится в непосредственной близости от эскорта. И только когда лодка всплыла на поверхность, вахтенный офицер внезапно увидел «Уолкер» или «Вэнок» (он не разобрал точно). Лодка немедленно и с шумом стала погружаться обратно.

Получилось так, что, произведя шум своим моментальным погружением, подлодка тем самым была засечена нашими гидролокаторами, и ее судьба была предрешена. Первый контакт был весьма слабым, но на глубине мы четко определили ее местоположение при помощи нашего гидролокатора. Сам Кретчмер сокрушался по поводу нелепого решения своего вахтенного офицера о погружении, которое было прямо противоположно его личным установкам начать сражение, обнаружив противника.

Но несомненно, дни его удач подошли к концу. Этой ночью подкова, висящая концами книзу, стала предвестником беды.

Кретчмер производил впечатление человека, далекого от фанатичного поклонения гитлеризму, что не явилось для нас неожиданностью. На самом деле, будучи профессиональным военно-морским офицером и искусным военным, он имел примерно такое же отношение к политике, как и мы, и предпочел ограничить круг своих обязанностей чисто военными действиями, предоставив политикам решать остальные проблемы. Он часто сетовал, что политики вносят в естественный ход событий массу беспорядков. Кретчмер хорошо говорил по-английски и был неплохо знаком с жизнью англичан, поскольку обучался в университете города Эксетера незадолго до начала войны. Он открыто восхищался англичанами и очень огорчался, что «двум прекраснейшим нациям в Европе приходится убивать друг друга».[5]

На следующий день конвой достиг вод Минча. «Уолкеру» и «Вэноку» было приказано следовать вперед, для того чтобы высадить на сушу наших пленников. Когда мы услышали срочные позывные, запрашивающие нас о подробностях операции, стало ясно, что дома уже все знают о нашем успехе и он произвел в некотором роде сенсацию. Наконец-то была прервана череда поражений в ночных сражениях с немецким подводным флотом. Хотя это произошло не только именно благодаря нашему успеху. Впервые стал очевидным тот факт, что немецкие подлодки уязвимы для наших приборов. Таким образом был сведен на нет главный недостаток британских военных кораблей в ночных «визави» с неуловимым противником.