Щукинск и города - Елена Некрасова

— Танюша, ну расскажи еще какую-нибудь историю, ну пожалуйста!

— Выпьешь еще чуть-чуть коньяка?

— Даже не знаю… один глоток можно, с чаем… всё, ну всё, хватит!

Они убедили её, что головная боль снимается алкоголем, что ей надо опохмелиться после вчерашнего, и правда, сейчас уже гораздо лучше себя чувствует… наверное, это хороший коньяк, главное не перебрать.

— У неё явно актерский талант… Тань, зачем тебе поступать на юридический?

— Только не это! Они же все ненормальные… Ладно, расскажу вам про одну мамину подругу, только она до сих пор работает в театре, поэтому назовем её… скажем, Света. Ну вот, эта Света была в молодости очень даже ничего, и даже и в сорок пять еще нормально выглядела… а потом вдруг резко состарилась лицом… вроде она переболела чем-то тяжелым, и любовник у неё погиб, и что-то еще там, короче, неожиданно состарилась, а денег на пластическую операцию у неё, естественно, нет. Причем тело у Светы было вполне приличное, и она решила всем его показывать…

— То есть как?!

— Ну такой психоз, навязчивая идея. Ходила по театру в халатике на голое тело, а он то и дело распахивался, как бы случайно… кстати, она совсем неплохая тетка, такая прикольная была, веселая, свитера всем вязала просто так, ну, в смысле, бесплатно… и короче, ей дали Золушку, она же прекрасно поёт, а это был как раз музыкальный спектакль…

— Подожди, ты говорила, что твоя мама работала в Кукольном театре или нет?

— Ну да, но у нас же нет другого детского театра, поэтому они всегда ставили и обычные спектакли с актерами… ну вот, решили, что она будет играть в парике с длинными спутанными волосами, чтоб завесить ей всё лицо, а сцену бала, где надо быть красавицей, сделают в контражуре, понятно, да? Силуэтами, чтоб вообще ни у кого лиц не было видно… А тётя Люда всё время настаивала на том… то есть Света. Ну ладно, я проговорилась, её зовут Люда, в общем, она настаивала, что у Золушки должна быть не одежда, а рваные лохмотья, типа над ней мачеха издевается… короче, хотела выставить себя напоказ, то есть крыша уже конкретно поехала. И её предупредили, что если она не успокоится, то роль заберут, а её уволят из театра.

— Но ведь она и правда сошла с ума?

— А кто её знает… говорят, в остальном она была вполне вменяема. И, главное, как её припугнули, сразу же успокоилась, отыграла генеральную репетицию, все расслабились… зато на премьере она им устроила — перед самым своим выходом скинула за кулисами наряд Золушки и выскочила на сцену совершенно голая! После этого её в дурдом поместили, пару лет там лечилась…

— А сейчас? Ты сказала, что она опять работает в театре?

— Ну да… просто у неё какой-то особенный голос, какой-то редкий… у нас же петь никто не умеет, мама вот ещё хорошо пела…

Жене хочется горячего молока и кукурузных хлопьев… именно горячего, как в детстве. Он чувствует себя гораздо лучше, чем вчера, можно спуститься в кухню, а потом посидеть на веранде… пока не освободится его комната. Трейси уехала в Литл-Рок за покупками и будет только к вечеру, вот и прекрасно… и необязательно было вызывать Тони, Джек и сам мог бы покормить животных, ну ладно уж… пусть пацан заработает десять баксов. Сосудистая дистония, надо меньше курить, но что-то рановато… доктор сказал, что и у молодежи сейчас сплошь и рядом… что в Йелвилле умер подросток — бежал по школьному двору и упал замертво. Но это же другое… просто сердце не успевает за растущим организмом, а тут, похоже, первый звонок… вот парадокс — как грохнулся в обморок, сразу жить захотелось… а так двадцать раз на день подумаешь, как побыстрей уже сдохнуть…

Солнце лупит в стекло, и в комнате такая теплынь… отличный денек, хорошо бы немного прогуляться, но вставать неохота, даже глаза открывать неохота, такое чувство, будто он загорает на пляже… мысли вяло растекаются по подушке, Джек прямо чувствует их… такие вязкие ручейки туда-сюда… «неужели?»… «а вдруг и правда…»… «да нет, фигня это всё…»… «да непохоже, вроде мужик нормальный…»… «а, непонятно…»… и всё в таком роде. Как будто не мозги у него, а какая-то жидкая резина… но всё равно, это приятное ощущение… вот только от этих простыней пованивает духами Трейси… фу.

Билл наглухо засел в Интернете, и это уже напрягает… даже не из-за комнаты… а просто вся эта неопределенность начинает действовать на нервы… да уж, не стоит лукавить — Билл его зацепил. И если он теперь передумает, будет обидно… нет, даже не то. Если вчерашний разговор лопнет, как мыльный пузырь, ну да… как пузырь — такой здоровенный, важный и радужно-переливающийся пшик… вот спишется сейчас со своими, они отсоветуют… и что?! А ничего. Будет как с той железной дорогой, после которой он надолго возненавидел отца… а может, и навсегда. Правда, отцу его ненависть была до одного места, а Биллу тем более. Сядет в свой BMW и привет… сестра опять приснилась, на этот раз совсем молоденькая, как будто он гуляет с ней за ручку вдоль набережной… А эта игрушка, железная дорога, на всю жизнь запомнилась. Ему было года четыре или пять… и мама сообщила по большому секрету, что на день рождения отец купил ему железную дорогу. А в детском саду тоже была железная дорога, но детям её не давали, играть разрешалось только с воспитательницей, а это неинтересно. Причем, как сейчас помнит, мама сказала об этом зимой — за окнами падал снег и деревья стояли такие пушистые… а день рожденья у него в июле, выходит, он полгода ждал… и старался себя хорошо вести, слушаться взрослых. А перед засыпанием каждый раз представлял, как он с ней играет, и соседу Мишке рассказал, не удержался. И вот, когда торжественно распечатали коробку, что же там оказалось?! Прямые деревянные рельсы, по которым вручную надо катать тяжеленный деревянный паровоз с нарисованными окнами и дверьми… ужас. Почему он решил, что ему подарят ту удивительную дорогу, где почти настоящие пластмассовые вагончики ездят на батарейках по кругу? Где есть мосты и туннель? «А я думал, будет как у нас в садике…» — скривился Мишка, и это была уже последняя капля. Обманули, унизили, опозорили перед гостями! И улыбающаяся ряха отца, розово-щетинистая, ненавистная, заслонила весь мир… и он ударил её кулачком, потому что этот гад над ним издевался специально! Потом он сломал деревянные рельсы, в истерике топтал вагон, но хрен растопчешь такое… И почему-то злился только на отца, фрейдизм в чистом виде… Размазывая сопли, остервенело футболил по комнате паровоз, гости незаметно исчезли и отец взялся за ремень… выпорол и поставил в угол. А бабушка шамкала рядом, что в её бытность штавили голыми коленями на шухой горох, и как же ему не штыдно, што та, другая игрушка штоит што рублей и откуда у них штолько денег… а он рыдал взахлеб, задыхался соплями и странно, что от невыносимой обиды не лопнуло тогда сердце… и пожалуй, в его жизни больше не было таких глобальных разочарований.

А вот сейчас то самое… главное, вчера, когда они обсуждали эту поездку, Джек вел себя так, что не больно-то и надо… а теперь лежит в комнате Трейси, и закрытыми глазами видит только оранжевое… это мясо век, освещенное солнцем. А откроешь — и всё, что тут напридумалось, мигом упрется в салатовые обои в цветочек, в зеркальный трехстворчатый шкаф, набитый всяким её дерьмом, в картину художницы Рябоконь, изображающую спящего кота, на котором трахаются мыши…