Агент немецкой разведки - Евгений Сухов

Конечно, сержант мог бы отказаться от выполнения поручений лагерного начальства, но это было бы равносильно тому, чтобы добровольно накинуть себе петлю на шею. Регистраторы пленных хлеб получали каждый день и питались на кухне охраны лагеря-тюрьмы. Все регистраторы, кроме Гавриила Тихоновича, были перебежчиками, воспользовавшимися листовками-пропусками, то бишь сдавшимися немцам в плен сознательно и добровольно. Немцы делали из них полицаев и формировали особые воинские команды, зондеркоманды, и заключенным в тюрьме военнопленным это было хорошо известно.

С вербовкой сержанта лагерное начальство не торопилось. После назначения регистратором военнопленных Гавриил Тихонович несколько раз получал приказания доставить к коменданту лагеря того или иного пленного, после чего эти пленные уже не возвращались. Гадать, куда они подевались, не было никакого смысла: конечно, были расстреляны. А кто увел их на расстрел? Правильно: Гавриил Тихонович.

Однажды сержанта вызвал к себе комендант лагеря. В кабинете, кроме него самого, находился мужчина в возрасте, которого комендант называл господин Шенборн. На чистом русском языке с московским выговором господин Шенборн предложил сержанту сотрудничать с немецкой разведкой.

– Все равно вы, сержант, уже достаточно скомпрометировали себя перед остальными военнопленными их регистрацией, что и отражено в документах лагеря, – заметил господин Шенборн. – Кроме того, именно вы приводили указанных вам пленных, которые через несколько минут были расстреляны, что также зафиксировано в лагерных документах. В глазах ваших товарищей вы – настоящий предатель. А то, что вы стали им по независящим от вас причинам, – это никому не интересно…

Сказанное господином Шенборном было чистой правдой. На размышление господин Шенборн дал ему пять минут, объявив, что у бывшего сержанта Красной армии всего два пути: расстрел перед строем военнопленных за саботаж или служба в диверсионной школе. Гавриил Тихонович выбрал второе. После недельного карантина он попал в Полтавскую диверсионную школу и окончательно сделался пособником немцев.

Курсант Сыч одним из первых овладел боевыми приемами самбо, быстро разобравшись, что все приемы самозащиты делятся на удары, рычаги, дожимы и выверты, и каждая из этих групп имеет всего лишь один-два базовых приема. Их и следовало изучить и довести их применение до автоматизма. Все остальные приемы были лишь вариациями приемов базовых, что возникают в процессе схватки…

На втором месяце обучения начались практические занятия по переходу предполагаемой линии фронта и поведению в тылу. Курсантов учили, как правильно вести себя на допросах и в местах заключения. Допускалось признание в причастности к немецкой разведке в случае предложения о перевербовке. Предложение это надлежало принять, а после возвращения из-за линии фронта немедленно доложить об этом руководству абверкоманды. Курсанты, готовящиеся в радисты, помимо прочего изучали радиодело, работу на ключе, методы шифровки и дешифровки радиограмм. Обучение их было более длительным, нежели у рядовых диверсантов.

Из школы в город не отпускали: курсанты жили в бывших монастырских кельях, питались в бывшей трапезной и имели досуг только в пределах монастырской ограды.

Через два месяца с небольшим курс диверсионной школы был пройден. Из первого потока был отчислен всего один человек, да и то по физическим показателям. Выпускники школы, намеченные к переброске за линию фронта, были разбиты на группы по два-три человека. Сыч и еще трое выпускников остались пока при школе и были задействованы на хозяйственных работах: школа ждала нового пополнения, и не двадцать человек, как было, а уже две группы по двадцать.

Все шесть групп, сформированные в школе, были направлены в распоряжение абверкоманды-2 «Юг» майора Зелигера, которая была придана армейской группировке «Зюд» и размещалась в Полтаве на улице Монастырской. В распоряжении абверкоманды-2 находилось четыре фронтовые абвергруппы-филиала, куда в течение последующих полутора недель и были отправлены новоиспеченные агенты.

Через три недели – предельный срок для выполнения конкретного диверсионного задания – из шести засланных групп в абверкоманду «Юг» вернулась только одна: бывший следователь административного отдела городской полиции Анисим Немчин и бывший электромонтер Коля Макаров, радист и подрывник в одном лице. Поначалу, как и было заведено, несколько дней они пробыли на карантине, где подробно, не упуская малейших деталей, писали отчет о состоявшейся «командировке», дважды их допрашивали следователи абвера, и единожды состоялась беседа с командиром абверкоманды, а когда все неточности были выявлены, им дали увольнительную на день.

Еще через несколько дней оба знакомца Сыча получили по медали «За военные заслуги», которые им вручили перед строем, а бывший следователь полиции еще и звание унтер-офицера немецкой армии. В качестве почетных гостей они приезжали в школу, и их с большой помпой чествовали как героев и показывали новым курсантам. После десятидневного отпуска на Средиземное море они вернулись загоревшими и очень довольными. Со смехом рассказывали о том, что руководство школы поощрило их еще и тремя талонами в публичный дом для сержантского состава, так что свободное время они проводили весьма весело. Известие о том, что его знакомые успешно выполнили задание и вернулись благополучно, Сыч встретил равнодушно. К прежним довоенным знакомым он не чувствовал ни холода, ни расположения, и чужая судьба его не интересовала.

В мае сорок второго года пришел черед и Сыча. Группа его состояла из двух человек: его самого и только что выпущенного из школы радиста по кличке «Зотов». Их прикомандировали к одному из филиалов абверкоманды-2 – абвергруппе-206 при четвертой танковой армии генерал-полковника Германа Гота.

Абвергруппу-206 возглавлял немец в чине майора, уже в возрасте, лысоватый, похожий на чудаковатого профессора. Как оказалось, это и был настоящий профессор, доктор Ганс Кох, бывший викарий (это стало позывным профессора), востоковед, богослов, доверенное лицо рейхсминистра восточных оккупированных территорий обергруппенфюрера Альфреда Розенберга на Украине. Майор Кох родился и вырос во Львове, службу проходил в Украинской Галицкой армии и прекрасно говорил как на русском, так и на украинском языках.

Именно Кох руководил переброской с полтавского аэродрома группы Сыча за линию фронта в район Барвенковского плацдарма, в тыл Юго-Западного фронта РККА. Задачей стояло выведение из строя железнодорожных путей в направлении Лозовой, куда во вторую декаду мая еще можно было эвакуироваться частям 6-й, 9-й и 57-й армий из устроенной немцами Барвенковской западни.

Их сбросили ночью с транспортного самолета «Ju-52». Ветра не было, так что приземлились они недалеко друг от друга и на место сбора пришли почти одновременно: Сыч – в форме капитана с петлицами сапера, в защитного цвета телогрейке и армейским вещмешком за плечами, и Зотов – в форме сержанта Красной армии, телогрейке, с саперной лопаткой и тощим вещмешком. За хилым лесочком на заросшем сорной травой поле нашли третий парашют с брезентовым тюком, в котором находились хорошо упакованная рация и взрывчатка. Парашют, как и предыдущие два, закопали вместе с десантными шлемами. Тротиловую взрывчатку в виде брикетов пищевых концентратов сухого пайка Сыч аккуратно и даже бережно сложил в свой вещмешок, хотя о безопасности в данном случае беспокоиться было излишне: прессованные тротиловые шашки-брикеты не взорвались бы и от выстрела, не говоря уж о незначительном ударе, но так положено по инструкции, а ее следовало чтить. Зотов засунул в свой вещмешок рацию «Телефункен» в сером металлическом корпусе.