Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века - Роберт Дарнтон

Нападая заодно и на Помпадур, поэт взывает к другой женщине из исторического фольклора – Аньес Сорель, фаворитке Карла VII, которая, по общему мнению, вдохнула героизм в своего незадачливого коронованного любовника во времена другого национального унижения:

Идея проста: официальная фаворитка должна происходить из благородной семьи и вдохновлять короля на благородные поступки; Помпадур так же не подходила для своей роли, как Людовик для своей. Но, даже говоря от лица народа, поэт не использует доступных приемов. Он взывает к чувствам других людей: роялистов, а не сторонников народа – «plus royaliste que le roi» (большему роялисту, чем король).

Образы и риторика сейчас уже потеряли свой эмоциональный заряд, но они были рассчитаны на слушателей и читателей XVIII века, привыкших к подобным приемам и способных откликнуться на мелодраматические метафоры вроде этой:

Образный ряд наполняли скипетры, троны, лавровые венки и жертвенные алтари, а тон менялся от негодующего до печального, оставаясь в рамках классического ораторского искусства – как раз то, что нужно, чтобы разжечь страсть французов, воспитанных на Ювенале и Горации. Непосредственным образцом могли послужить «Трагические поэмы» Агриппы д’Обинье, поэтические обвинения в адрес монархии, сделанные во время религиозных войн, предназначенные для пробуждения духа негодования, а не только для развлечения. Принцип «indignatio» послужил для создания других образцов классики политической поэзии – например, «Рассуждений о бедствиях нашего времени» Ронсара или «Британики» Расина. Все подобные произведения выстраивают в боевые порядки александрийский стих и рифмованные двустишия в красноречивых воззваниях к королям, не справившимся со своим долгом. Поэт взывает к правосудию и торжественно обвиняет великих мира сего в том, что они не подходят для своей роли. В случае с «делом принца Эдуарда» он поливает насмешками Версаль: «Tout est vil en ces lieux, Ministre et Maîtresse» («Кругом все низко, и министры, и фаворитка»). И открыто обвиняет графа д’Аржансона, военного министра:

Это была серьезная публичная поэзия, построенная на классических принципах, направляемая пылом морального негодования.

Та же форма и те же риторические приемы характерны и для стихотворения № 6, еще одной оды, начинающейся с воззвания к королю:

Здесь поэт обвиняет Людовика XV так, как если бы он был Расином, обвиняющим Нерона, но претензии несколько отличаются. Хотя он протестует против унижения Франции в международных делах, он сосредоточен на внутренних интересах. Людовик доводит людей до смерти своими налогами. Заставив их так обнищать, он оставил народ лицом к лицу с эпидемиями, опустошил сельские земли, разорил города – и ради чего? Чтобы удовлетворить аппетиты своей фаворитки и своих министров:

Что за угроза нависала над королем? Презрение его подданных и наказание, посланное Богом. Стихотворение даже подразумевает, что французы поднимут восстание, доведенные до отчаяния расхищением того немногого, что у них есть. Однако оно не предсказывает Революцию. Скорее оно рисует картину правления, которое закончится бесславно: парижане разобьют статую, которую тогда возводили на новой площади Людовика XV (нынешней площади Согласия), а сам Людовик будет гореть в аду.

Стихотворение № 5 «Sans crime on peut trahir sa foi» написано в другом ключе. Оно выполнено в форме пародийного дополнительного распоряжения к эдикту парламента Тулузы, который, как и другие парламенты, сдался короне в споре о «vingtième». Стихотворение было коротким и остроумным:

Здесь поэт осуждает «vingtième», не упоминая его нигде, кроме заглавия. Он использует основной аргумент его противников: что король, превратив особые сборы военного времени в полупостоянный налог на доходы, просто грабит своих подданных. Но этот аргумент остается неозвученным. После принятия эдикта о налоге парламент выражает, задним числом, поддержку всем безнравственным действиям короля. Таким образом, стихотворение ставит вопрос о налогах на один уровень с другим «делами», оскорбляющими общественную мораль: предательством и похищением принца Эдуарда, назначением жены простолюдина Ле Нормана д’Этиоля официальной фавориткой (позднее ставшей маркизой де Помпадур) и любовными делами короля с тремя дочерьми маркиза де Несля, воспринимавшимися как инцест. Это было простое сообщение в простых стихах – «стихотворение на случай», выражающее общественное недовольство жалким сопротивлением парламента тираническим поборам.