Исключительные - Мег Вулицер

Деннис отвернулся от плиты и с половником, роняющим на пол капли, шагнул навстречу жене.

– Привет, – сказал он, поцеловав Жюль. Их губы упруго слились, и они продлили поцелуй.

– Привет, – наконец отозвалась она. – Пахнет вкусно. Давно пришел?

– Час назад. От желчного пузыря – прямиком на кухню.

Тут он заметил конверт в ее руке.

– Ух ты, письмо, – воскликнул он.

– Да, – ответила она. – Письмо от наших друзей-фермеров.

– То есть в этом году ты не хочешь изменять традиции? Мне снова читать вслух? Никак не отпустишь это?

– Давно отпустила, – сказала она. – Мне просто нравится. Один из немногих наших ритуалов – для тебя, бывшего католика, и меня, бесшаббатной еврейки.

– Какой? А, бесшаббатной, – развеселился Деннис. – Ну да, именно так я тебя всем описывал.

– И все-таки нуждающейся в зачитывании рождественского письма, – добавила Жюль.

– Ладно. Погоди только, есть вино, – сказал он.

– Отлично. Спасибо, милый.

Он подошел к буфету, налил два бокала красного, потом сел с ней за стол в кухне, где редко ужинали. По узкому оконцу с видом на аллею лупил снег. На мгновенье воцарилась тишина, пока Деннис проталкивал палец внутрь конверта, оказавшегося темно-красным с внутренней стороны. Внезапно Жюль вспомнила спальный мешок Эш из лагеря с многозначительной алой подкладкой. На открытке был, как всегда, запечатлен новый рисунок Итана Фигмена на рождественскую тему. На сей раз он изобразил волхвов – пухлых и экстравагантных в своих мантиях и цилиндрах, причем каждый диковиннее предыдущего. Жюль и Деннис вместе изучили рисунок и полюбовались им. По углам обнаружились мелкие ремарки – мимолетные шуточки об экономических невзгодах и маленькие сгустки смолы в виде человечков, над которыми пузырились, как в комиксах, диалоги. «Привет, я Франкинсенс[2]. Вообще-то я монстр Франкинсенса, но вечно путают».

Однажды рождественское письмо представляло собой праздничный календарь с окошками, за которыми прятались чудесные картинки. В другой раз, едва открывали открытку, оттуда звучала музыкальная заставка «Фигляндии», несмотря на то, что технологии еще не были такими продвинутыми, как сейчас, и казалось, будто внутри открытки сидят крошечные дети и поют песенку. В 2003 году, запомнилось, открытка взрывалась и осыпала всех розовым порошком, хотя некоторые адресаты явно перепугались, решив, что получили бомбу в письме, и это шокировало Итана и Эш, воображавших, что получится очень круто. Так что рождественская открытка присмирела, но всякий раз она содержала классическую иллюстрацию Итана Фигмена и подробный отчет о минувшем годе.

Поначалу письма носили шутливый, игривый оттенок, но вскоре превратились в более серьезный проект. Жюль и Деннис сами не писали: помимо того, что Жюль получила еврейское воспитание, да и просто понятие «рождественская открытка» казалось старомодным, в последнее десятилетие год на год не приходился. Иные годы для них были катастрофическими, но это никогда не затягивалось надолго. По большей части годы им выпадали вполне обыкновенные или слегка разочаровывающие. Что вообще написали бы о себе они с Деннисом? «За последние месяцы Жюль потеряла двух клиентов, чьи страховые планы больше не предусматривают психологической помощи». Или: «Деннис по-прежнему работает в клинике в китайском квартале, хотя там такой дефицит специалистов, что на той неделе один пациент шесть часов дожидался УЗИ органов малого таза».

А у Итана Фигмена и Эш Вулф годы проходили совсем иначе, и на каждое Рождество они с явным удовольствием рассылали письма всем своим друзьям. Жюль представляла себе, как поначалу они усаживались за эту работу вдвоем – у Эш была зеленовато-голубая печатная машинка «Смит-корона» еще в Йельском, а потом, спустя несколько лет, одна из первых моделей «Эппл», так называемый «Скинни Мак» угольного цвета, – и, отталкивая друг друга, добавляли по нескольку фраз в письмо. Теперь, когда Эш с Итаном столько лет прожили вместе, Жюль могла лишь вообразить, как они сидят вдвоем в просторной комнате за письменным столом, который некогда был секвойей или гигантской жеодой, время от времени вскакивают и прохаживаются, спрашивая друг у друга: «Если мы расскажем о поездке в Бангалор, это не прозвучит эгоцентрично? Или оскорбительно?»

А может, рождественское письмо перестало быть совместным проектом. Быть может, Эш читает его вслух Итану, неторопливо семенящему по беговой дорожке перед панорамной стеной, а он одобрительно кивает, тем самым становясь, по мнению обоих, соавтором. Или, может, Итан зачитывает его своей помощнице Кейтлин Додж, которая предлагает редакционные правки, а затем рассылает по списку адресов. Жюль сознавала, что уже не может даже предположить, сколько приблизительно людей получает рождественские письма от Фигмена и Вулф. Она понятия не имела, что это может быть за число, точно так же как несколько лет назад, к стыду своему, перестала соображать, какова сейчас численность населения Земли.

Насколько широко простираются дружеские связи Эш и Итана – такие вещи не найдешь в интернете. Многих ли они считают друзьями? Как вообще с ними подружиться? Жюль точно входила в круг их ближайших друзей. Она видела все, что происходило между ними за последние три десятилетия в Нью-Йорке, а также в предыдущее десятилетие в вигвамах, театре и столовой «Лесного духа». Жюль всегда была в курсе их дел, а этим могли похвастать лишь очень немногие из тех, кто появился позже нее. Наверное, любой из тех, кто получал эти письма, радовался. Каждый хотел получить рождественское письмо от Итана Фигмена, а заодно и от Эш Вулф. Таких людей насчитывались сотни, а может, и пара тысяч.