Жак де Моле. Великий магистр ордена тамплиеров - Ален Демурже

Жак де Моле, когда он прибыл на Восток, был молодым рыцарем, жаждущим совершать прекрасные подвиги. Ничто не позволяет утверждать, что он был близок к Боже, мы скорее видим в нем обыкновенного молодого рыцаря. Текст его показания не сообщает ничего, кроме того, что Моле прибыл в Святую землю молодым, что он находился там, когда великим магистром был Боже, и что он, в частности, застал время перемирия. Он вполне мог приехать и до того, как Боже стал великим магистром, и в качестве даты его приезда можно предложить 1271 или 1270 год.

А почему бы и не раньше? Жак де Моле вступил в орден в 1265 г., в один из худших периодов, какой пережили латинские государства — в период многократных нападений мамелюков, продолжавшихся до самого перемирия, которое заключил принц Эдуард. Орден нуждался в людях и, должно быть, не позволял своим молодым рыцарям долго «прохлаждаться» в западноевропейских командорствах!

Трагическое десятилетие 1260-1270 гг. началось с того, что можно назвать «осечками» монгольской стратегии. В 1258 г. монголы взяли Багдад и покончили с халифатом Аббасидов; в начале 1260 г. они захватили Алеппо и Дамаск и тем самым вошли в непосредственный контакт с франками. Их главной целью был Египет и мамелкжская держава. Битва произошла при Айн-Джалуте, в Галилее, 2 сентября 1260 года. Франки Иерусалимского королевства сохранили нейтралитет и пропустили египетские войска через свою территорию, заключив соглашение. Монголы впервые потерпели поражение и отступили на свою базу в Месопотамию. Чуть позже, 24 октября, эмир Бейбарс организовал убийство султана Кутуза и занял его место. Не упустили ли франки удобного случая?

Охваченное паникой перед монгольским нашествием, население Алеппо и Дамаска бежало, и некоторые укрылись во франкских государствах. Почему франки не использовали эту ситуацию? Они, конечно, не имели средств для проведения самостоятельной политики, но разве они не могли вступить в союз с монголами? Но в мнениях по этому вопросу франки разошлись. Между франками Иерусалимского королевства и франками

Триполи и Антиохии возникли разногласия, сохранившиеся до 1290-х годов. Граф Триполи и князь Антиохии (у обоих этих государств был один глава) и царь армянского государства Киликия (или Малая Армения) изъявили покорность монголам. Уже с 1247 г. они платили дань и поставляли войска. Царь Хетум I в 1253 г. ездил в Каракорум для изъявления покорности, а Боэмунд VI в 1258 г. побывал в Багдаде. Франки Иерусалимского королевства, напротив, не доверяли монголам и противились им. Однако их политика была непоследовательной: в начале 1260 г., незадолго до того, как мамелюки попросили их о нейтралитете, контингент из тамплиеров и рыцарей королевства провел операцию против Тибнина и Тивериады, мусульманских городов. Операция окончилась провалом, многие попали в плен, в том числе Гильом де Боже и Тибо Годен, будущие великие магистры ордена Храма; за их освобождение пришлось платить выкуп.[95] Через недолгое время христианское население окрестностей Монфора напало на мусульман, подчинившихся монголам; среди жертв оказался племянник полководца, которого хан государства Ильханов, Хулагу, оставил в Дамаске на время своей поездки в Монголию. Этот полководец, по имени Китбуга, хотя и был христианином, провел тогда карательный рейд на Сидон, сеньорию, от которой зависели жители окрестностей Монфора. Странное представление о нейтралитете, который заключался в том, чтобы провоцировать тех и других!

Позицию франков королевства в тот период довольно ясно освещают письма, которые посылались на Запад. Епископ Вифлеемский говорит о народе монголов, вооруженном луками и копьями, жестоком и безжалостном:

Молва о нем дошла до нас, и у нас опустились руки, нас охватил ужас. […] Не вызовет удивления, что мы страшились необходимости избрать один из трех сих исходов: покинуть Святую землю опустошенной и скорбной, предаться в руки людей, не просто алчущих крови, но получающих наслаждение от ее пролития, и умереть от их меча, или же навсегда принять иго неверных, каковые не знают милосердия…

И он заканчивает письмо мольбой к Богу избавить христиан от этого тартарского бича (монголов чаще всего называли тартарами).[96]

Паника, вызванная монголами в мусульманской Сирии, распространилась и на франкскую Сирию. Тем понятней, почему франки королевства отвергли идею союза с монголами. Из двух зол они выбрали то, которое считали меньшим, — мамелюков.

Поэтому ханы государства Ильханов, Хулагу до своей смерти в 1265 г., а потом Абака, его преемник (1265-1282), очень враждебно относившиеся к мамелюкам, обращались напрямую к папе и западноевропейским суверенам, чтобы сформировать союз; в 1262 г. Хулагу написал письмо Людовику IX и впервые отказался от риторики «повелителей мира» (признающих лишь покорные народы и царей), чтобы обратиться к королю Франции как к партнеру; он предложил заключить союз, чтобы взять мамелюков в клещи. Возможно, второй крестовый поход Людовика IX задумывался именно с такой перспективой после нового обращения Абаки, прежде чем отклониться в направлении Туниса.[97]

Северные франки и армяне не имели иного выбора, кроме подчинения либо гибели своих государств. С 1243 г. монголы низвели султанат Сельджукидов (от названия турок-завоевателей в XI в.) в Малой Азии до положения данника; с тех пор они оказывали сильный нажим на Антиохийское княжество и Армянское царство. Северные франки и армяне правильней воспринимали новые намерения Хулагу и Абаки.

Скажем сразу: за благожелательный нейтралитет франков Иерусалимского королевства мамелюки не проявили никакой благодарности. То, что Бейбарс в 1262 г. пошел мстить франкам Антиохии и армянам (впрочем, ему это не удалось), неудивительно: разве они не объявили себя открыто союзниками монголов? Но в следующем году он провел военные действия в Иерусалимском королевстве, разорив равнину Акры и вообще земледельческие области, откуда франки еще могли получать какие-то ресурсы. Потом, с 1265 г., он перешел на более высокий уровень, начав атаковать франкские крепости. В феврале 1265 г. он захватил Кесарию, 30 апреля — Арсуф, который обороняли госпитальеры, потом настала очередь Хайфы и наконец бурга Атлит, соседствовавшего с большой тамплиерской крепостью Шато-Пелерен. Южнее Акры франки сохранили только Яффы и Шато-Пелерен. С этого момента можно вместе с Дж. Праэ-ром говорить о распаде «всех военных, политических и территориальных рамок франкского королевства. Побережье оказалось раздроблено на мусульманские анклавы» (хотя скорее следовало бы говорить о христианских анклавах).[98]