Жизненный круг - Ирина Кедрова

Но и своя нужда у них имелась: временами накатывала на Николая неизвестная болезнь, снова тошнило и рвало, и силы мужские его оставляли. Через полгода после отъезда в город пришло письмо от сестры Варвары. Сообщала она о жизни сельской и о том, что похоронили друга его закадычного – Серегу. Тот вернулся из армии совсем больной – худой и бледный до синюшности, волосы на голове выпали, щеки впали. Рассказывал, что долго лежал в госпитале. После возвращения слег в больницу со страшным, в селе неизвестным, диагнозом: рак крови у него обнаружили. Откуда у здорового деревенского парня такая болезнь, никто понять не мог, а сам Серега отмалчивался. Иногда лишь, когда выпивал, кричал про страшную долю защитника Родины, про коров и собак мертвых, валявшихся на дорогах, про гриб смертельный, от которого никто не спасется. Так и усох на глазах односельчан.

Размышлял Николай о пережитом Серегой, вспоминал, как свиделись они на армейской дороге, и сказал ему друг: «Вернусь, если жив останусь». И не то чтобы Николай трусливым был, но боязнь его тогда подкосила. Этот гриб, наверное, и им с Нюрой детей не давал.

Время ли лечило, врачи ли помогли, или, как верил Николай, Нюрино старанье и терпенье повлияло, только постепенно болезнь отступила, все реже и реже напоминая о себе, а через три года в семье Людочка родилась. Нюра над ней дрожала, работу оставила, дочкой и домом вплотную занялась, чем Николай, впрочем, доволен был. Баба должна дома сидеть, за детьми глядеть, быт семейный налаживать, а строить дома, да на работу ходить – не ее это дело. Он – мужик, и способен семью обеспечить.

Скоро в семье и сын народился. Геннадием назвали, родовитым, значит. Пусть род Егоровых продолжает: не от кузнеца сельского, и не от помещика, родство не признавшего, а от Николая, твердо стоявшего на ногах. В общем, жили, детей растили, богатство копили, родственников и односельчан не забывали, летом в гости к матери ездили. Та наотрез отказалась к ним перебраться, заявив, что желает помереть в родной земле.

Словом, все у Николая с Нюрой шло, как у людей. Но было что-то, что не давало покоя. Болезнь прошлая могла вернуться. Друг погиб не пойми от чего, а скорее от той же болезни, что у Николая: Серегу она сильно зацепила, а к Николаю милостивой оказалась. Городская жизнь трудна: здесь каждый сам себе хозяин, и никто, как в селе, не поможет, не поддержит. Были у Николая приятели, с которыми иной раз душу отводил, да так, что Нюре приходилось из дому бежать. А как она хотела? Мужику трудно на земле жить, и требуется ему иной раз расслабиться. Николай, не в пример многим, не часто пил, но изредка бывало. Тогда кричал жене и детям: «Кто в доме хозяин? Я! И должны вы меня слушаться. Я вас всех пересчитаю, всех во фланг поставлю!». Стучал кулаками по столу, словно выбивал из него, а заодно из себя, свои страхи. Кричал слова бранные, такие, что в селе и на работе пролетали обычным порядком, однако дома, по уговору с женой, не говорились. В этих словах вылетала из Николая вся злость, замешанная на боязни и неуверенности.

Страх болезни и городская неразбериха изнуряли. И еще была одна тайна, о которой никому не говорил. Тайна, мучившая безмерно. Варя переслала ему телеграмму из Сочи, в которой кратко сообщалось: «Сын растет». И подпись в телеграмме стояла: «АД». Приставала к нему сестра с расспросами, похохатывала над ним, но никому больше о телеграмме не сказала. А у Николая догадка ясная: не зря, значит, они с Аллой Дмитриевной поработали, сын у нее, значит, растет. Да ведь это и его, Николая, сын. Вместе с догадкой и мука сердечная пришла. Как о том жене скажешь? Как детям о брате сообщишь? Да и как его старший сын живет? Большой уже, наверное. Надо бы съездить, повидаться. Только уговор у них был с полковничихой: никогда не встречаться больше. Да и адрес она не сообщила, почему-то телеграмма из Сочи пришла. Отдыхала ли там, живет ли? Не станешь ведь по всей стране за ней мотаться.

Оттого, что не мог он помочь своему старшому, Николай усердствовал над младшими: заботился о них нескончаемо, гоня от себя мысль о мальчишке, где-то растущем без него. Теперь бы ни за что не связался он с Аллой Дмитриевной. Зачем она ему? В его жизни такая красавица живет, все вокруг завидуют: и добра, и умна, и хозяйка хорошая. Не станет от мужа тайком бегать, не той породы. А впрочем, кто их, баб, разберет? Возникала такая мысль, и мучила она Николая тем сильнее, чем заботливей относилась к нему Нюра.

Годы мчатся в бешеном ритме. Недавно увидел, как жена седой волос с виска выдернула. Не хочет женщина стариться. Не понимает, глупая, что она – любая – ему всех дороже. Все его болезни и беды переживает, только об одной не знает: Николай никак не решится про удаль свою солдатскую поведать. Однажды решился. К слову тогда пришлось: заговорили о Генкином будущем. Пацану лет пять исполнилось, подарили ему игрушечный автомат, и малец с ним не расставался: спал с автоматом, ел с ним же. Как настоящий боец неподвижно «стоял на часах» минут по десять. Для сына это – почти подвиг: он и двух минут спокойно не посидит. Нюра смеялась:

– В батю пошел, хорошим солдатом будет.

– Солдаты не только «на часах стоят», – критически оценил отец армейскую прыть сына. – Они еще в полном обмундировании по болотам пробираются, на турнике колесо крутят.

– Это нам пока рано, – вступилась за сына мать, – ты, отец, попроще задание дай. Сам, небось, не только по болотам плутал. Рассказывал же: дома строил, машины с грузами водил.

Нюра, весело глянув на мужа, внезапно спросила:

– Наверное, и от баб отбою не было?

– А как же ты думала? – в тон ей ответил Николай. – Я парнем видным был.

– И как же ты, видный парень, ко мне вернулся?

– Лучше тебя, Нюрок, не нашел.

– А искал? – спросила жена впрямую и посмотрела на него так, словно все она знает о его прошлой жизни.

Тут бы и сказать Николаю: «Не искал, они сами меня находили. Одна – так и сына выпросила. Растет сейчас малец в Воронежских краях». А Нюра, непременно растерявшись, спросила бы: «И что же ты мне об этом не рассказал?». Он бы ответил: «К слову не приходилось. Да и неважно это». «Как неважно? – возмутилась бы Нюра. – Где-то у тебя сын растет, а я ведать о том не ведаю. Ну-ка рассказывай все». Тут бы он и рассказал. Нюра обязательно обиделась бы, детей забрала и укатила бы в село Высокое. Назад не вернулась бы. Не простит она предательства. Нет, нельзя такого допустить. Потому и ответил жене:

– Некогда мне было искать. Да и кто лучше тебя? Нет таких.

Правду ведь сказал, только не всю: о важном умолчал. Потом жалел. Больше боялся, что семья его крепкая развалится. Осудить всякий может, а понять боязнь и страдание человека – не каждому дано. Может, жена и поняла бы? Только в жизни маленькое присловье «бы» вносит неясность в людские отношения, и человек старается его обойти, не пускает в свою голову мысли с ненадежным присловьем.

А семья жила как водится. Людмила после школы в техникум учиться пошла. Отец дочерью гордится: ученой будет. Может, главным бухгалтером устроится, копейку государственную и семейную со знанием дела считать станет? Генка – неслух, целый бы день футбольный мяч во дворе гонял. Николай к нему строг: если надо и пристукнет маленько. Пора парня к делу пристраивать.