Жизнь вопреки - Евгения Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вроде понимаю. Ты, Селиванова, так мстишь за тот случай? За то, что мы немножко пошутили над тобой, как над нормальной? Мы тогда даже не рассчитывали, что ты выдашь такой концерт с обоссанными трусами. Боже, ты такая же больная и даже не выросла из тех мокрых трусов. И что дальше? Что вы сделаете с этим компроматом?
– Хороший вопрос, – ответил Сергей. – В принципе я все уже сделал. Материалы в прокуратуре для проверки. Если жертвы напишут заявления, будут уголовное дело и процесс. Если вы сумеете договориться с ними или с кем-то из них, дорого встанет. Будет не до печали по уничтоженной отделке дома. Придется, наверное, дом продавать. Я могу гарантировать одно: угрозы и запугивания жертв, как в том случае с беременностью девочки Нади, не пройдут. За этим присмотрят.
– Какой еще беременностью? Какой девочки? Гоша, о чем он! – завопила Мария.
– Прекратите, – скомандовал Сергей. – Здесь не место для семейных сцен. Но потом смогу вас просветить, гражданка Захарова. Одно удивляет: вы вроде выросли из мокрых трусов, но все еще не понимаете, что из чего вытекает. Такая наивность и без справки. А сейчас переходим к следующему прискорбному эпизоду. У нас ведь вечер сериалов. Я люблю их, а вы? Включай, Вася, сезон следующий.
Пошли кадры из убитой, запущенной квартиры с дряхлой мебелью. Крупным планом светленький худенький мальчик, который стоит у грязной плиты на убогой кухне и старательно пытается распределить одно яйцо по сковородке без ручки, чтобы получился омлет. Видно, что на сквородке нет ни капли масла. Что-то пригорает, мальчик отдергивает одну руку от горячего края. Берет полотенце, пытается через него держать сковородку. Газовая плита дымит, чадит, полотенце загорается. Рядом с мальчиком появляется худая, жилистая женщина в ситцевом халате без рукавов. Она какое-то время наблюдает. Затем сталкивает сковородку на ноги ребенка в тапочках. А сама хватает обе его ладони и прижимает к горящей конфорке. Крупным планом лицо: это Анна Коркина.
В этом «сезоне» нарезка была еще более короткой и щадящей в смысле времени. Но гораздо более жестокой по содержанию. Видео истязаний женщиной ребенка с разными датами и временем суток создавали атмосферу кромешного ада. Мать била мальчика ремнем, палкой, втыкала ему нож в места, которые обычно закрыты одеждой. Выплескивала ему в лицо тарелку с горячим содержимым, колотила головой о стену, привязывала за вытянутые вверх руки к спинке кровати, заставляя стоять на коленях.
– Достаточно, Сережа, скажи выключить, – почти простонала Ольга. – Все уже понятно, но нельзя дальше продолжать такую муку.
– Муку? – переспросил Сергей. – Посмотри на лица своих гостей. Никто из них не испытывает муку, не страдает. Они все просто ждут, что будет дальше. Но выключай, конечно, Вася. Вы узнали себя и своего сына Петю, мадам Коркина?
– Это ты, падла, скоро узнаешь себя у прокурора. Вы залезли в мою квартиру! Вы снимали без моего согласия! Я знаю законы. И про семейную жизнь, в которую никто не имеет права лезть. Всякое бывает между родителями и детьми.
– Верно, – охотно согласился Сергей. – В той части, где вы заметили, что мы снимали без вашего согласия. И я даже покаялся в своем нарушении. Приложил заявление к материалам, которые, в отличие от этой скромной нарезки, занимают несколько часов просмотра. И честно написал, что счел необходимым сбор такой информации в связи с реальной опасностью не только здоровью, но и жизни ребенка. Если любая комиссия на самом серьезном уровне придет к выводу, что это не так, готов поплатиться лицензией частного детектива и даже принять санкции по суду. Тут, Коркина, вперед. Вы в своем праве. Тем более ваш сын всю свою жизнь героически все скрывал и защищал вас. Покажи, Вася.
На мониторе появился школьный физкультурный зал. Коркина произносит фразу:
– У Пети плохой вестибулярный аппарат. Это врожденный дефект. Он все время падает. У нас дома уже вся мебель поломана.
Дальше несколько кадров в разных кабинетах. Петя дрожащим голосом объясняет разным людям:
– Я все время падаю. Везде. У меня плохой этот… аппарат. Забыл, как называется.
– Я падаю…
– Я опять упал, сломал руку…
– Я упал с лестницы.
Сергей дал знак выключить.
– Причина, по которой ребенок говорит неправду, проста. Мать вбила ему в голову панический страх: если расскажет правду, его заберут в детский дом, а там детей морят голодом и забивают насмерть. Это есть в наших материалах, все приобщено к делу. Да, Анна Коркина, мое незаконное вторжение уже нашли оправданным в связи с опасностью для жизни ребенка. С этим согласился омбудсмен по защите детства. И по материалам возбуждено дело о доведении здоровья до ухудшения с тяжкими перспективами. Ваш сын с утра в стационаре, где ему провели полное обследование. Есть заключение. Повреждение нескольких позвонков, потребуется операция. Застарелая гематома в затылочной части головы, требуется тщательное изучение. Неверно сросшийся перелом правой руки, которая почти не сгибается. Деформация барабанной перепонки левого уха в результате удара или ударов. Ну, и множество порезов, ожогов, разного происхождения травм, гастрит от недокорма и плохого качества питания… Могу продолжать долго. Только с вестибулярным аппаратом у Пети все в порядке.
Сейчас в квартире идет обыск – следователи собирают улики и орудия преступления. Вы, Коркина, можете покинуть наш дружеский круг. Вас давно ждут у выхода. Сразу обнадежу: я не исключаю, что после проверки и дачи показаний вас отпустят. У нас ведь семейный садизм выведен из уголовного преследования. Но родительских прав вы лишитесь точно. Не пожалею ни сил, ни времени на сбор доказательств. Так что честь имею, последняя ты мразь по всем моим представлениям.
Коркина встала, что-то пыталась сказать, потом налила себе стакан водки из бутылки на столе, выпила. Подошла и плюнула под ноги Сергею и Ольге. Выругалась сквозь зубы и вышла.
– И чего же вы добились? – по-прежнему начальственным тоном спросил депутат Никаноров. – Вырвали ребенка из родного дома с родной матерью. Теперь на самом деле начнутся мытарства по всяческим детским учреждениям, где – точно знаю – бывает всякое. Тем более парень практически инвалид. У государства нет средств, чтобы лечить каждого такого.
– Да уж, – почти нежно улыбнулся Сергей. – С таким продвинутым собеседником грех не погоревать о нуждах государства и о расставании с родной матерью, которая, как известно, одна у человека. И при определенном попустительстве государственных мужей только она и может, любя, забить до смерти свою кровиночку. В данном случае все будет иначе. Мы пошли по пути поисков и исключений. Петя уже знаком со своими будущими усыновителями. Именно поэтому он даст правдивые показания на суде. И в детдом он не поедет. Но это, пардон, не ваша забота. Впереди речь о вашей.
– Прям герои, – хохотнул Никаноров. – Да если таким комедиантам дать возможность влезать в каждый дом… Такого можно наснимать, нарезать, слепить. Меня отец тоже порол чем попало. Ничего, человеком вырос, как видите. Кое-чего добился, в отличие от некоторых.