Учитель Так-Так и его разноцветная школа - Яков Аким

Но человек уже держал часы-луковицу так бережно, будто набрал в пригоршню родниковой воды и боялся пролить.

– Эти часы сделал я, – проговорил он, поглаживая часы длинными, как у музыканта, пальцами. – Их заводят раз в год, на рассвете. Год прошёл.

– Ничего не знаю и знать не хочу, – всё больше расходилась вежливая старушка. – Часы принадлежат мне, и будьте любезны…

Луковица зашипела, точно пожарный брандспойт. Старушка отпрыгнула в сторону, но не успокоилась.

– Да, да, – кричала она, забывая про вежливые слова, – это они, – старушка обвела грозным взглядом окруживших её школьников, – это вы подослали чёрную собаку, она украла часы!.. Это всё он! – Она ткнула пальцем в учителя Так-Така. – Собак надо наказывать, и учеников надо наказывать, да, воспитывать их в духе…

– Ох!.. – простонал Чистая Пятка.

– …в духе почтения к старшим, в страхе воспитывать! А они, видите ли, дружат! Домики песочные строят! Лошадь завели! Где мой внук, я вас спрашиваю?

– Нет его тут! – закричали школьники.

Часы опять зашипели.

– Я не могу при вас осмотреть часы, – тихо сказал человек. – Слышите! Они не терпят лжи.

– Ну и плевать! – завизжала вежливая старушка. – Плевать на ваши часы! Отдайте мешочек, украли мешочек!

– Так-так, прошу вас удалиться, – сердито сказал учитель. – Вы забываетесь, здесь дети.

– Это разбойники, а не дети! – выкрикивала вежливая старушка, пятясь от костра. – Где мой внук? Я этого так не оставлю, вы мне ещё ответите за мешочек!

– Не стоило её обижать, – сказал мастер вслед вежливой старушке. Он всё держал часы обеими руками, как бы отогревая механизм. – Понимаете, я ещё смолоду задумывался над одной странной штуковиной.

Он помолчал, подбирая слова.

– Вот ведь что. Каждый из нас бывает то хорошим, то похуже, а иногда и совсем никудышным.

Мастер подошёл к костру и прикурил от уголька.

– И во мне самом, я чувствовал, спорят хороший человек и неважный. Да. А так хотелось, чтобы всегда брал верх самый лучший мой человек – тот, что любит работать, знает цену дружбе, который не боится говорить правду и не причиняет боли другому.

– А как же узнать, – поднял руку Понимальчик, – какой человек ты сейчас – хороший или плохой?

– То-то и оно, – улыбнулся мастер. – Был у меня один знакомый волшебник.

– И он всегда вам говорил? – подпрыгнул Мультик.

– Нет, – покачал головой мастер, – просто-напросто мой лучший человек сам тянулся к этому волшебнику. И уж когда мы были рядом, я знал – беспокоиться не о чем.

– Наверное, вы любили этого волшебника? – высоко подняла брови Ленточка.

Мастер не ответил ей, только глубоко затянулся папиросой и продолжал:

– Но вот беда: волшебник был слишком занят и разыскивать его становилось всё труднее. Тогда-то и пришло мне в голову вложить в эти часы один секрет.

– Мы никому не расскажем, – прошептал Чистая Пятка.

– Несколько лет я собирал и отлаживал механизм, – задумчиво сказал мастер, – приглядывался к людям, пробовал угадывать их мысли, слушал пение птиц на рассвете. И вот в одну прекрасную ночь работа подошла к концу. Часы были готовы.

– Они идут точно по солнцу? – спросил Фок.

– О, не это в них самое главное, – ответил мастер. – Когда часы шли секунда в секунду, а на рассвете пели вместе с птицами, это значило, что они рады за моего лучшего человека. А когда неважный человек, неправдивый и чёрствый, одолевал во мне хорошего, часы то и дело останавливались, убегали вперёд или отставали. И громко шипели, вместо того чтобы петь по утрам.

– А тот волшебник? – спросил кто-то.

– Теперь я мог не тревожить обременённого делами волшебника, – сказал изобретатель часов. – А через некоторое время и сам научился понимать, когда поступаю хорошо, а когда плохо.

– А вы подарили часы той старушке, потому что она вежливая? – спросил Понимальчик.

Мастер рассмеялся.

– Нет, – сказал он, – я дал их своему другу. Но после этого часы сменили, должно быть, не одного хозяина. Люди, в которых плохое сильнее хорошего, избавлялись от подарка: кому нужны часы, если они неправильно показывают время, да ещё и шипят. А тот, кто кое-чему научился, передавал часы другим.

– Понятно, – пробасил Фок. – И никто не завидовал.

– Само собой, – кивнул мастер. – Чего же завидовать, если другой человек становится лучше?

Костёр догорал. Молочные струи тумана сделались сиреневыми.

Мастер достал из кармана ключик.

– Часы заводятся раз в год, – сказал мастер. – Никто не мог этого сделать, потому что ключ остался при мне.

Он отщёлкнул крышку часов и осторожно вставил ключик в прорезь.

Слышно было, как на лугу позванивает колокольчиком Тамара. Тяжёлые капли росы, шурша, скатывались с веток в траву.

Мастер несколько раз повернул ключик.

Что-то щёлкнуло в механизме, потом послышался тоненький, высокий звук, как будто птица пробовала голос.

Это запели часы.

Учителю показалось, что он снова играет отцу весёлую песенку на глиняной дудочке-окарине.

Чистая Пятка увидел себя рядом со спасённым Фоком.

Ушастик вспомнил про Тамару и с нежностью подумал о ней.

Понимальчику захотелось угостить Ленточку земляникой.

И всем отчего-то стало хорошо и грустно.

То ли оттого, что серебряное горлышко отыскало в каждом из них хорошего человека.

А может, оттого, что первый утренний луч показался из-за верхушек деревьев и позолотил крышку часов.

Может быть… Да разве всегда мы знаем, отчего нам хорошо или грустно?

Музыка постепенно стихла, словно спряталась в свой серебряный домик-луковицу.

– Так-так, – задумчиво проговорил учитель, – это… это непостижимо! – Он снял очки и потёр переносицу.