Учитель Так-Так и его разноцветная школа - Яков Аким

– Ещё раз! – завопили школьники и с разбегу ещё выше подкинули лодку.

– У-ух! – застонал учитель. – Перевернёте!..

– Ничего! – галдели ученики.

Лодка взлетела так высоко, что учитель сложился пополам, достав коленями подбородок.

– Перевернусь! – радостно выкрикнул Так-Так.

– Нет! – хором ответили ему с земли.

Выхода не было. Учитель изловчился, выхватил из кармана колокольчик и затрезвонил во всю мочь. Ученики опомнились и перестали раскачивать лодку. Фок отдышался. Ленточка поправила бант.

Перемена кончилась.

– Я тут изобрёл стихи, – сказал Ушастик. – Вот написал по-письменному, пусть теперь напечатают по-печатному и скажут, что я писатель. Они, писатели, бывают рассеянные, я тоже ходил по воду с корзинкой вместо ведра.

Он важно уселся за парту, прижав ладонью одно ухо. Кончик другого уха шевелился.

– Дай почитать, – робко сказала Ленточка. – Ну дай, пожалуйста!

– Вслух читай! – закричали остальные.

Ушастик даже ухом не повёл. Потом объявил громко:

– Стихи мои, читать их буду сам. Так делают настоящие писатели.

И, достав из кармана сложенный листок, разгладил его на парте. Потом встал, напыжился и уставился в потолок, как будто увидел муху.

Вслед за ним и слушатели тоже подняли глаза, но ничего на потолке не разглядели.

– Тихо! – приказал Ушастик, хотя все молчали. – Начинаю!

Он шмыгнул носом, напыжился ещё пуще и погрозил кому-то кулаком.

– «Вакса». Стихи. Посвящаются учителю Так-Таку.

Слушатели замерли.

Ушастик сверху вниз поглядел на притихший класс, поднёс листок близко-близко к глазам и что было силы заорал:

– Сапожная вакса «Крым» –

Чёрная, как ночь.

Она башмакам моим

Должна блестеть помочь.

И сел.

– Всё? – осторожно спросила Ленточка и вскинула брови к чёлке.

– Пока всё, – небрежно ответил Ушастик и спрятал листок в карман. – А вообще могу сочинить про что хочешь, потому что я…

Но тут отворилась дверь и вошёл учитель. Хлопнули крышки парт. Последним лениво поднялся Ушастик.

– Что с тобой? – встревоженно спросил учитель. – Ты болен?

– Он здоров, как десять кашалотов, – ответил за Ушастика Фок. – Просто он стихи изобретает.

– И про всё на свете может сочинить, как настоящий писатель, – прибавила Ленточка.

Ушастик молчал.

– Вот оно что, – сказал учитель Так-Так. – Это интересно. А ну-ка покажи.

Ушастик достал из кармана всё тот же сложенный листок и протянул учителю. Пока учитель про себя читал стихи, все внимательно смотрели на него. Особенно Ушастик, который в щёлочку между пальцами незаметно наблюдал за выражением учительского лица.

– Так-так… – сказал учитель и, заложив руки за спину, прошёлся от стола к окну. – Во-первых, спасибо тебе за посвящение.

Ушастик опять кивнул.

– Ты действительно сам сочинил четыре строчки, – задумчиво произнёс учитель, вышагивая по классу. – Стихи. Да, действительно четыре строчки.

Ушастик опять кивнул.

– А теперь, – учитель обратился к классу, – скажите мне, понравились ли вам стихи?

– Очень! – заволновалась Ленточка. – Они такие складные: Крым – моим, ночь – помочь… Мне ни за что не сочинить!

– А ты что хочешь сказать?

– Конечно, – начал Понимальчик, – конечно, ботинки блестят, если их начистишь ваксой… – И он взглянул на ботинки учителя. – Но раз он и про другое может…

Понимальчик сел и стал рисовать тигра, разгуливающего в пампасах.

– Я давно хотел поговорить с вами о стихах… – Учитель Так-Так снова зашагал между партами. – И о тех, кто стихи сочиняет. О поэтах.

– Поэты бывают рассеянные, – сказал Фок. – Ушастик тоже ходил на колодец с корзинкой.

– Кто из нас не бывает рассеянным, – улыбнулся учитель и незаметно скосил глаза на свои ботинки. – Кстати, – обратился он к Ушастику, – ты, кажется, забыл вымыть руки, они у тебя в чернилах.

– Ну и что, это я нарочно забыл, – ответил Ушастик, – теперь много чего буду забывать каждый день.

– Эх, если бы дело было только в этом, – сказал учитель, – мы все давно стали бы поэтами. И тот, кто пропускает буквы в диктанте, и даже тот, кто надевает рубашку шиворот-навыворот, как, например, Фок.

Все засмеялись, а Фок стал ощупывать свои плечи. Учитель наморщил лоб и встал из-за стола.

– Я знал одного поэта, – сказал он. – Да, я знал настоящего поэта.

– Он тоже ходил за водой с корзинкой? – спросил Ушастик.

– Нет, с вёдрами, – покачал головой учитель Так-Так. – Он целый день работал на огороде и не мог оставить грядки без воды.

– А какой он был из себя, этот поэт? – вытянула шею Ленточка.

– Какой? – задумался учитель. – Лицо у поэта было резкое и вместе с тем нежное. А если бы вы видели, как он улыбался… Но про улыбку эту надо рассказывать отдельно.

Учитель подошёл к окну и, помолчав, продолжал:

– Лишь поздним вечером, когда окрестные жители спали, поэт запирался в маленькой комнате под самой крышей и доставал потрёпанную тетрадь. Он писал торопливым почерком, зачёркивал и снова писал. Это были стихи о чёрной пашне, о сенокосе, о жарком деревенском полдне и о цветущих липах. И вот чудо: сочиняя стихи о сенокосе, поэт уставал вместе с косцами, да, его мучила жажда! Он чувствовал себя то пахарем, то пластом жирной земли, то веткой цветущего дерева…

Особенно любил поэт дождливые вечера. Когда капли начинали барабанить по крыше, он распахивал окно и прислушивался. Дождь шумел в саду, плескал со стрехи в подставленную кадку, утихал и снова расходился. Капли ударяли в подоконник, отскакивали на тетрадный лист, чернильные строчки расплывались, а сердце колотилось чаще, и перо двигалось быстрее. Иногда поэт сердился на себя, вырывал и отшвыривал исписанный лист. Ветер подхватывал белый листок и, покружив перед окном, уносил в темноту. Поэт волновался и шагал по комнате…