Василий Белов. Рассказы о всякой живности - Василий Белов

– Ничего не выходит! – Минька слез на землю. – Надо лестницу.

– А если изнутри? – догадалась Катька.

– Ура! – закричал Хомутов. – Я тоже полезу.

Внутри сарая залезли на громадную пыльную печь, нашли щель в крыше и с трудом раздвинули две доски. Доски были уже гнилые и на гвоздях не держались.

Минька и Хомутов выбрались на крышу. Было далеко видно вокруг. Синела река.

– А деревню видать? – спросил Стасик снизу.

– Не-е! Только гумно немножко.

Минька заглянул в трубу, сложенную из кирпича. Там была одна чернота. И тут его опять осенило.

– Катька! – закричал Минька. – Ну-ко закрой печь берестиной! Ненадолго.

Катька и Стасик выбрали внизу большую берестину и на минуту закрыли топку. Дым хлынул в трубу. Он больше не останавливался, потому что образовалась тяга. Но берестина в руках Катьки загорелась от печи.

– Вытаскивай! На улицу! – скомандовал Минька, когда увидел все это через дыру в крыше.

Стасик мигом выволок пыхающую берестину и оттащил ее подальше от сарая. Она чадила долго, не могла догореть.

Миньке и Хомутову не хотелось слезать с крыши. «Эх, какой вид! – думал Минька. – Жалко, что нет бинокля. Либо подзорной трубы». Он пропустил вниз через крышу Хомутова, затем слез сам и надвинул тесины, сделал, как было, на случай дождя. И так ночная буря сдула с крыши три или четыре тесины. Они валялись теперь в малиннике за сараем.

Минька слез.

– А что, Миня, когда потечет? – весело спросил Стасик.

– Не знаю, – сказал Минька. – Может, завтра, может, сегодня.

Минька и впрямь не знал, сколько времени нужно калить в кубе бересту. Он жалел, что не успел спросить об этом у дедушки. Но ведь не бежать же из-за этого обратно? Надо ждать.

Хомутов опять приволок дров. Он где-то быстрей всех умел находить сухие ольховые дрова. Стасик подкинул в печь. Катька вздумала печь картошку, Стасик сходил за водой.

Все устали.

Незаметно садилось за лес нежаркое к вечеру солнышко, печь горела, как дома. Потом, когда солнце село, от реки начал подниматься белый туман, но в сарае было тепло.

– Минь, а как его называют? – спросил Стасик.

– Кого?

– Этого… Кто деготь гонит.

– Дегтярник? – спросила Катька.

– Дегтярь! – догадался Хомутов и стал очень довольный.

Картошка почему-то не пеклась, а только горела, а есть хотелось все больше и больше.

– Попировать бы… – задумчиво произнес Стасик.

Все промолчали. Спускалась ночь, а деготь все не тек. Минька и Стасик уже несколько раз ходили в темноту за печь, щупали там конец железной трубки, прочищали ее березовым прутком.

Нет, не тек пока деготь!

Печь жарко пылала.

Наконец решили поужинать. В том же котелке, в котором днем варили уху, Катька вскипятила воду и набросала в нее листьев смородины. Получился великолепный чай. Еще оставалось немного хлеба и соли. Картошка с одного бока была испеченная, с другого зажженная и очень сырая, но что было делать? Есть-то хотелось еще больше.

– Минь, а когда мы домой-то? – спросила вдруг Катька, но Минька не ответил.

– Тсс! – Он поднял палец. – Слышите?

Никто ничего не слышал. Все замерли. Но вот далеко в лесу послышался крик. Или это птица какая? Ребята напряженно вслушивались. В печке гудел огонь, под крышей что-то потрескивало.

– Во, опять кричат, – шепотом произнес Хомутов.

– Двери надо закрыть, – сказал Стасик и пошел закрывать.

– А что, если сюда придут?! – Катька уже дрожала от страха.

– Не придут! – сказал Минька. – Нигде нет никаких беженцев.

– А кто, Миня, Рыжка у нас увел? А? – спросил Стасик.

– Он, может, и сам ушел.

– Да. Сам. Как он сам-то?

– Ну, сам. Взял и ушел. Стой…

Крик повторился, но, кажется, еще дальше. И вновь стало тихо. На время от страха даже есть расхотелось, но Минька встал, еще раз проверил печь, куб, двери и все остальное. Дегтя пока не было. Стали ужинать.

(Чем все закончилось.)

Бригадир, отец Катьки и Стасика, с ружьем пошел искать ребят по одной дороге, а Евлаха поехал на тракторе по другой. Лиля и Сергей Михайлович опоздали и пошли после всех.

Была уже глубокая ночь.

Сергей Михайлович не на шутку встревожился, когда узнал, что ребят нет уже трое суток, а девочка не ночевала дома. Сказали, что ушли в лагерь. Но никакого пионерлагеря еще и в помине нет: он открывается только с завтрашнего числа!

В лесу Сергей Михайлович долго светил электрическим фонарем на дорогу, хотя ночь была белая, светлая.

– Вот здесь прошел трактор, – сказала Лиля, беря Сергея Михайловича под руку.

– Зачем нам трактор? Нам лучше другим путем.

Но трактор тарахтел где-то совсем рядом. Вот блеснули фары. Трактор стоял.

Лиля от Сергея Михайловича подошла ближе и увидела тракториста Евлаху.

– Что, буксуете? – спросил учитель тракториста.

– Да нет, дорога крепкая. Вон, это… – Евлаха показал в лесную темноту, освещаемую фарами трактора. На большой белой бересте, растянутой на сучках, было написано:

– Вот оно что… – Сергей Михайлович фыркнул. – Так что, не поедете?

Евлаха молчал. Он ходил около трактора и около странного объявления.

– Пошли! – Лиля потянула учителя за рукав. – Вот этой тропкой.

Тарахтящий трактор остался где-то левее. Они шли все дальше и дальше в лес, обивая с травы начинающуюся росу.

– Стой! – остановился Сергей Михайлович. – Кто-то кричит. Слышишь?

– Это бригадир, – сказала Лиля. – Он той дорогой пошел.

Ночь, казалось, уже шла на убыль. Вдруг Сергей Михайлович замер, увидев за деревьями багровый отблеск.

– Горит… Что тут? Дегтярный завод? – Он, не разбирая тропы, бросился в лес, прямиком на этот багровый отблеск. Лиля не поспевала за ним.

Сергей Михайлович бежал, прыгая через пни и коряги. Огонь приближался, но, казалось, очень медленно. Наконец Сергей Михайлович выбежал на поляну. Крыша дегтярного сарая ярко и почти бесшумно горела с одной стороны. Огонь еще набирал силу, но делал это торопливо и основательно…