Как стать легендой - Льюис Хаус

Мои товарищи по команде решили, что я валяю дурака, и никто даже пальцем ко мне не прикоснулся! В итоге выяснилось, что от удара, полученного во время матча, в трех ребрах образовались трещины шириной с волосок, а резкий поворот на разминке завершил начатое, полностью сломав их. Хрящ оторвался от кости, и мышцы сокращались на месте разрыва, дребезжа ребрами в местах переломов. Я превратил свою грудную клетку в «китайские колокольчики», и каждый вдох и выдох усиливал это дребезжание. Нет нужды говорить, что я выбыл из строя до конца сезона.

Пару месяцев меня терзали такие боли, что я едва мог ходить. Я не мог спать, кашлять, чихать и смеяться почти две недели. Кто-то должен был поднимать меня с постели, потому что я не мог задействовать мышцы живота, не заорав при этом от боли. Никогда прежде я не принимал обезболивающие, так что, когда я употреблял таблетки, прописанные докторами, мое тело не понимало, как на них реагировать, и меня почти сразу выворачивало наизнанку, что прибавляло боли новую степень остроты.

Однако физическая боль бледнела по сравнению с эмоциональными муками. Я был раздавлен. Моя мечта уплывала прочь: эта беда расколотила мое ви́дение на куски, как тот лайнбекер раскрошил мои ребра. Это был один из худших моментов в моей жизни.

Ближе к Рождеству того года, когда после травмы прошла пара месяцев, я поправился достаточно, чтобы заниматься на беговой дорожке без боли. Эмоционально я тоже чувствовал себя немного лучше, но по-прежнему не мог отрешиться от того факта, что ничуть не приблизился к цели, которая значила для меня так много. Я учился на последнем курсе, футбольный сезон завершился, так что стать «всеамериканцем» в качестве ресивера[15] мне явно была не судьба. Нужно было что-то решать. Должен был существовать иной путь.

Тогда-то мне и пришло в голову, что я могу попробовать себя в другом виде спорта в те несколько месяцев, оставшихся для меня в Национальной ассоциации студенческого спорта (NCAA). Если не считать еще не до конца заживших ребер, я был в хорошей форме, и мне всегда хорошо давалась легкая атлетика. На первом курсе я добился в прыжках в высоту результата 198 см, в прыжках в длину – 670 см, а также чуть-чуть не «взломал» 11 секунд на стометровке. Ни одно из этих достижений в отдельности не позволило бы мне даже понюхать пьедестал, не то что пройти квалификацию для национальных чемпионатов, но все вместе они кое-чего стоили. Легкая атлетика – весенний спорт, так что где-то между Рождеством и Новым годом я позвонил своему прежнему тренеру (которая участвовала в отборе на Олимпиады и сама некогда была «всеамериканкой») и спросил, что нужно сделать, чтобы стать «всеамериканцем» в десятиборье – двухдневном десятиэтапном испытании силы, ловкости и выносливости, победителя которого на Олимпиаде часто называют величайшим спортсменом мира. Это вообще возможно? Она сказала, что возможно, но тренировки следует начать немедленно и мне придется выполнять все, что она скажет, все следующие шесть невероятно трудных месяцев. Никаких обходных путей. Никаких отговорок.

Если использовать метафору Николь Лапин, это был новый для меня язык, но мне было все равно – я участвовал. Это новое ви́дение дало мне мотивацию и драйв, чтобы перенаправить всю свою энергию в усилия ради того, чтобы это случилось. Оно принесло чувство цели, хотя прежде я ощущал себя беспомощным. Оно дало мне такой же стимул, какой всего несколькими месяцами раньше на футбольном поле позволял мне считать себя ресивером высокого полета. Я снова чувствовал себя воином, готовящимся к битве.

Я сразу же начал трудный процесс перевода в свой прежний колледж (Принсипиа-колледж, где работал мой тренер) и взялся за работу. В последовавшие за этим шесть месяцев я вошел в лучшую форму в своей жизни (пожалуй, я никогда еще не был лучше подготовлен) и не только прошел квалификацию к национальным чемпионатам, но и попал-таки в вожделенную гипотетическую сборную США. (Я объясню, как это случилось, в следующей главе.) Потом, получив дополнительный, пятый год в студенческом спорте благодаря своим травмам, я вернулся на футбольное поле в лучшей за все время форме благодаря тренировкам в десятиборье, побил пару рекордов, хорошо играл в важных матчах и завоевал свое второе «всеамериканское» звание. На этот раз – наконец-то! – в футболе, что с самого начала и было моей целью.

Я открыл для себя преимущество, скрытое внутри моих невзгод. То, чего я поначалу так страшился и против чего так усиленно боролся, – мои травмы – на самом деле приблизило меня к моей мечте. В сущности, результат превзошел изначальную мечту в такой мере, какую я не мог и вообразить. Как такое могло случиться? Как могла непредвиденная травма буквально удвоить мои шансы стать «всеамериканцем», о чем я мечтал с тех пор, как был мальчишкой?

Тогда я этого не осознавал, но все стало ясно, когда я разговаривал с Райаном Холидеем, моим другом и автором книги «Как решают проблемы сильные люди» (The Obstacle Is the Way). Райан – автор бестселлеров, бывший глава маркетингового отдела American Apparel, основатель фирмы по маркетингу и стратегии, которая позволяет ему жить так, как он хочет. Невзгод Райану было отсыпано полной мерой. В 19 лет его исключили из колледжа; родители от него практически отказались; он работал с целой вереницей высокопоставленных, очень трудных и противоречивых клиентов и провел бо́льшую часть следующего десятилетия своей жизни, не щадя сил, ради того, чтобы оказаться там, где он сегодня.

– Это вечная истина истории и философии, – говорил он мне. – Трудности, с которыми мы сталкиваемся в жизни, можно рассматривать либо как ужасные трагедии, либо как возможности.

Этот фундаментальный элемент стоической философии присутствует у многих самых почитаемых личностей на протяжении всей истории. В юности и Томас Джефферсон, и Джордж Вашингтон читали стоиков – мыслителей и вождей, таких как Катон-младший, Эпиктет и Марк Аврелий, и это помогло им справляться с невзгодами, с которыми они сталкивались в период создания Соединенных Штатов Америки. Исследователь и писатель Роберт Льюис Стивенсон всю жизнь был почитателем Марка Аврелия и стоической философии, как и художник Эжен Делакруа, писатель и мыслитель Адам Смит, государственный деятель Билл Клинтон. Тим Феррисс, инвестор и предприниматель, мой личный друг, тоже пропагандист этой линии древней философии, которая значима и для современной жизни.

Все эти люди сталкивались с препятствиями на своем пути к успеху. Иногда их беды были большими, иногда почти незначительными. Как пишет Райан, есть «одна общая особенность у всех великих мужчин и женщин. Как кислород для пламени, препятствия становятся топливом для того, что было целью их стремлений. Их ничто не могло остановить, их невозможно было обескуражить или задержать. Всякое препятствие лишь заставляло бушующее в них пламя вспыхивать с еще бо́льшим неистовством».