Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Носитель этого лица был у Бурлака в оперативной разработке!
КТО ЖЕ ТЫ?
Теперь уже Бурлак не сомневался, что вот-вот ответит на этот свой самому себе поставленный вопрос. Разгадка была где-то совсем рядом. Когда же и зачем смотрел Бурлак в эти чёрные невинные виноградины? Терроризмом он никогда специально не занимался. Не ГРУшное это дело. Да и, как только что сказали по TV, полиция впервые имеет в своём распоряжении изображение грозной беспощадной Агаты, перед которой трепещет весь цивилизованный мир. Было несколько неудачных попыток составить фотороботы со слов каких-то захваченных в Ираке партизан, вроде бы видевших её в ливийском лагере, а вроде бы и не видевших, а если и видевших, то вроде бы её, а вроде бы не её. В архивах Шин-Бета[14]имелась фотография, сделанная на Бобуре[15]. Но снято было издалека, вскользь и при неправильном освещении. И тоже не было однозначно установлено, что это именно Агата на снимке.
А вот это интересная информация! Рисунок передали по спутниковой связи в Лэнгли, в информационный центр, и через две минуты двадцать секунд с берегов Потомака пришёл квалифицированный ответ: да, это она. Взять немедля. Живой или мёртвой. Поскольку покушалась, сука такая, на жизненные интересы маньянского “старшего брата” по всему миру. Мамзель не жаловала грингос.
А почему такая уверенность, если ни у кого нет её изображения? Да ни почему. Нету никакой уверенности, на самом-то деле. Главное – арестовать. Агата там, не Агата. Не Агата, так Марта. Не Марта, так Зульфия. Война с терроризмом – это вам не сопли жевать.
Что самое интересное, это наверняка Агата и есть, подумал Бурлак. Афедроном чую. Слишком много всего накручено. Слишком много всего для ложной тревоги. Так что радуйся, майор Сергомасов, с того света, если у тебя это получится! Коли был у тебя геростратов комплекс, то он сегодня вполне удовлетворен. Ты убит самой знаменитой на сегодняшний день бабой из тех, что когда-либо брала в руки оружие, от Шарлотты Корде до Фанни Каплан. Бурлак весело хмыкнул. Ли Харви Освальд, чтобы прославиться на весь мир, выцеливал президента Кеннеди, сам потом в тюряге нарвался на пулю. Этот придурок-наркоман в Нью-Йорке – как бишь его? – Марк Чепмэн шлепнул Леннона, схлопотал трендюлей, до сих пор зону топчет. А майору Сергомасову ничего не понадобилось делать. Всемирная слава за ним сама пришла в виде дуры-девки с дурой-пушкой в руке и жаждой крови в чёрных виноградинах.
Только не поймают они её ни за что. Как ни хорош портрет – не поймают. Если бы она уже была у них, то можно было бы подвесить портрет рядом с ней, посмотреть и сказать, что это – да, она на картинке нарисована. Но так вот дать портрет каждому полицейскому остолопу в лапы и сказать, лови эту прошмандовочку… – нет, ничего у них не выйдет. Её, небось, не крестиком вышивать учили в ливийских лагерях. Во-первых, она первым делом внешность свою изменила в ближайшем сортире. Чёрные виноградины, которые ни с какими другими в целом мире не спутать, прикрыла очками солнцезащитными. Во-вторых, они с мужиком разбежались в разные стороны. Да даже если не разбежались – даже если она будет вдвоём с этим мерзким Октябрем гулять по городу, ничего у властей не выйдет. Тот со времён Лумумбария уже восемь раз, наверное, свой портрет поменял.
В-третьих, в ещё одном сортире она ещё раз внешность изменила. В четвёртых…
Смотри, смотри – министр безопасности выступает с заявлением. Небось, вынули парня из-за воскресного стола, пальцы жирные после индейки не дали толком облизать. И что же скажет нам министр безопасности с необлизанными пальцами? Что имеющиеся у спецслужб и полиции данные позволяют с полной уверенностью считать, что в убийстве русского дипломата повинна террористка Агата. И – во всеманьянский розыск её, стервозу!
Промеждународный скандал, япппонский городовой!
И тут Бурлак вздрогнул и замер. Он почувствовал, что сейчас вспомнит. Как слишком пьяный человек чувствует, что сию секунду сблюет.
На экране всё ещё бубнил министр безопасности.
Министр безопасности?
Он вспомнил.
Нет, этого быть не может!
Всякое может быть, но этого быть – не может.
Мир, конечно, тесен, но не настолько же!..
Бурлак тяжело откинулся на спинку стула. Надо будет тщательно проверить это сходство, но…
Но память его никогда ещё не подводила.
Ох, ядрёна мать!..
Он её узнал.
Из туалета на Пласа Нуэва вышла, сутулясь, полноватая пепельная блондинка и, слегка подволакивая правую ногу, двинула наискосок через площадь. Глаза её были защищены от палящего солнца широкими тёмными очками в безвкусной оправе. На плече болталась маленькая кожаная кошёлка, такая маленькая, что в ней не то что револьвер – пудреница бы поместилась не всякая. В трёх кварталах от площади, в тени густых мансанит, возле макового газона, красной каймой окружившего респектабельный дом жёлтого кирпича, был припаркован её красный “феррари”. Несколько праздношатающихся по площади мужчин проводили её равнодушными взглядами и отвернулись. Не отвернулся один из них – высокий молодой человек с ладной фигурой, только что вышедший из стеклянных дверей отеля, который лениво озирался вокруг, как бы выбирая, в какую сторону податься в этот неподвижный час сиесты. Он скользнул по ней взглядом и тут же принялся тыкать пальцем в кнопки своего телефона.
Её будто что-то кольнуло изнутри: про её душу! Она сразу отвернулась, поэтому не успела рассмотреть его лицо. Сердце заколотилось что было сил. От неё до дверей отеля было метров не больше полусотни. Она, на всякий случай, слегка приподняла правое плечо, а левое опустила, и так поковыляла дальше, шумно шаркая ногами, в сторону ближайшего угла, за которым можно было бы остановиться и провериться, а заодно и перевести дух. Спина её одеревенела. Изо всех сил она старалась не показать парню, уставившемуся на неё, что чувствует его взгляд. И что это её беспокоит.
Может, он и не полицейский. Может, просто уличный ловелас, любитель послеобеденных пепельных блондинок с небольшими физическими недостатками. Его неотрывный взгляд сверлил ей спину. Чёртов извращенец!
Если даже ты любитель блондинок, взмолилась она, то не надо меня догонять, пожалуйста! Потом, в другой раз, только не сегодня, ладно? Потому что я всё равно тебе не поверю сегодня, что ты имеешь в виду только простой перепихон. Мне показалось, что ты симпатичный парень. Будет жалко тебя застрелить, если ты на самом деле ничего дурного не собираешься со мною сделать. Ну пожалуйста, окажись не полицейским.
Хватит, хватит с меня на сегодня стрельбы. Одного мёртвого вполне достаточно. Два в один день – это уже грех. Даже во имя Революции.
Матушка всегда ей говорила: счастлив не тот, кто имеет сколько желает, а тот, кто желает сколько имеет.