Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени - Геннадий Чикунов

К великому сожалению, словам отца о скором возвращении домой с победой не суждено было сбыться. Я точно не помню, но где-то в июле месяце 1941 года мы проводили их отряд до пристани. В Ленинграде их посадили в самолет и сбросили в немецкий тыл где-то в Ленинградской области, и это было расставание навсегда. Из письма, присланного отцом своей матери, можно предположить, что им пришлось воевать в окрестностях Мги и Невдубстроя. В письме говорилось, что им пришлось взрывать наш дом, где мы жили до войны, и что все наше нажитое улетело в воздух.

В шестидесятые годы мне довелось встретиться с жителями нашего поселка, которые не успели уехать и оказались на оккупированной территории. Скрываясь от немцев, они сбежали в лес к партизанам, предположительно в тот отряд, где был зам. командира наш отец. Из их рассказов я узнал, что этот отряд настолько оброс мирными жителями, что потерял способность маневрировать. Потеряв боеспособность, отряд был расформирован, бойцы через линию фронта, в большей части раненые и обмороженные, были направлены в Ленинград и распределены в части действующих армий Ленинградского фронта. В 1942 году, еще когда мы находились в блокадном Ленинграде, мать каким-то образом узнала, что и отец наш был в городе и, думая, что мы погибли при захвате немцами Невдубстроя, не стал нас разыскивать, взял винтовку и ушел на передовую. Несмотря на то, что в тот момент, мы были друг от друга совсем рядом, нам так и не суждено было встретиться.

Со дня отправки партизанского отряда в немецкий тыл прошло уже много даже не лет, а десятилетий, многое уже ушло из памяти, но я до сих пор помню отца в кожаной портупее с пистолетной кобурой на одной стороне ремня и с большим финским ножом на другой. Отряд в полном составе выстроился у военкомата в две шеренги. Сначала что-то говорил перед строем командир отряда, потом с короткой речью выступил отец. После чего отряд двинулся в сторону пристани, чтобы переправиться на другой берег Невы и далее поездом до Ленинграда. До пристани было совсем рядом, и поэтому расставание было коротким. Рядом шагали провожающие, громко разговаривая с бойцами, идущими в строю. Командир отряда шел сбоку, изредка подавая короткие команды. Наш отец шел в первом ряду, держа на руках сестренку Фаю, мы с матерью шли рядом с отцом. Отец всю дорогу шел молча, изредка поглядывая на нас с матерью и крепко держа на руках сестренку. К приходу отряда пароход уже стоял у пристани, поэтому посадка на него началась почти сразу. Командир и наш отец как зам. командира вошли на палубу парохода последними, пароход сразу же отчалил, и через несколько минут весь отряд высадился на правом берегу Невы, выстроился снова в две шеренги и скрылся с наших глаз навсегда.

После ухода партизанского отряда, немецкие самолеты стали не только пролетать мимо поселка, но и кружить над электро– и железнодорожной станциями, не забывая заглянуть и на улицы, не проявляя никакой агрессивности. Народ уже чуть было ни поверил, что их интересуют только стратегические объекты, а мирное население они не трогают, и при появлении фашистской авиации не прятались в укрытия, с любопытством разглядывая незнакомые машины с крестами на крыльях. ТАК БЫЛО ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ОДИН ИЗ САМОЛЕТОВ НЕ НАРУШИЛ ЭТО НЕПИСАНОЕ ПРАВИЛО И НЕ ПУСТИЛ ПУЛЕМЕТНУЮ ОЧЕРЕДЬ ПО ЛЮДЯМ, СТОЯЩИМ В ОЧЕРЕДИ У МАГАЗИНА ЗА ПРОДУКТАМИ. Говорили, что несколько человек были ранены, а одну женщину почти перерезало пополам пулями, настолько плотно угодила в нее пулеметная очередь. Это были первые жертвы в нашем населенном пункте, и поэтому особо памятные. Эта пулеметная очередь послужила сигналом для строительства почти у каждого дома блиндажей, соединенных между собой глубокими зигзагообразными траншеями.

Когда фашисты пробомбили железнодорожную станцию, стали строить бомбоубежища. Такое сооружение возвели и во дворе нашего дома. Выкопали глубокую, больших размеров яму, наверх накатили толстенные бревна, засыпали их толстым слоем земли, навесили двери из толстых листов железа, провели электричество, и получилось убежище, где пришлось нам впоследствии просидеть много часов, спасаясь от бомбовых ударов с воздуха.

Пока не было построено бомбоубежище во дворе нашего дома, от налетов немецких самолетов мы скрывались в блиндаже, сидя на широких дощатых лавках, расположенных во всю длину земляных стен. В отличие от бомбоубежища, освещением служили свечи или керосиновые лампы. Обычно воздушные тревоги были непродолжительны, но случались дни, когда приходилось сидеть в этой яме часами, вдыхая запах земли и свежеструганых досок. Когда с хлебом еще было сравнительно неплохо, мать каждый раз брала с собой в убежище буханку хлеба, несмотря на то, что, как правило, мы там его не ели. Видимо, на всякий случай.

Бомбоубежище, построенное в нашем дворе, было рассчитано на жителей двух домов, нашего и соседнего, поэтому при воздушной тревоге иногда оно было забито до отказа. В такие дни сидячих мест не хватало, и люди располагались по всей площади помещения кто как сумеет, кто сидя, кто лежа. Люди, бежавшие в убежище из дома, прихватывали с собой кто одеяло, кто стульчик, а захваченные тревогой на улице вбегали ни с чем и вынуждены были довольствоваться тем, что достанется. Убежище закрывалось большой, тяжелой стальной дверью, и до окончания воздушной тревоги из него никого не выпускали. При каждом взрыве бомбы почему-то мигала лампочка и сыпалась земля с потолка. В такие тревожные минуты голова самопроизвольно втягивалась глубоко в шею и на душе становилось тревожно и радостно одновременно. Тревожно оттого, что идет бомбежка, а радостно, что бомба пролетела мимо. Даже мы, дети, уже знали, что это убежище не спасает от прямого попадания бомбы, и если немец не промахнется, то от нас ничего не останется. Тревожно было еще и от неизвестности, что происходит там, наверху. Хотелось знать: куда упала бомба? Что она натворила? Сколько самолетов участвует в бомбежке? Преодолевая страх, улучив момент, когда стражи у дверей чем-то отвлекутся, мы, мальчишки с нашего двора, умудрялись вынырнуть на какое-то время наверх, за что получали оплеухи и подзатыльники от старших. На наше счастье немцы в основном бомбили железнодорожную станцию и какие-то объекты вблизи нее, а жилые дома и электростанцию пока не трогали.

Однажды кто-то из жителей заметил, что сравнительно недалеко от нашего поселка спустился с неба парашютист. Предполагаемого диверсанта или разведчика в этом районе так и не нашли, но переполоху он наделал среди населения немалого. Взрослое население очень долго обсуждало этот факт, пытаясь угадать, кто же это был на самом деле. По поселку стали ходить самые невероятные слухи. Кто-то пустил слух, что наши руководители хотят взорвать электростанцию, чтобы не досталась немцам, даже назывался день, когда это произойдет. Причем при этом взрыве взлетят на воздух и те дома, которые запитаны от электростанции. Если учесть, что все дома питались от одного источника, то легко можно представить, какое количество людей покинули свои дома к указанному времени и, стоя у своих жилищ, со страхом ожидали предстоящую катастрофу, устремив свои взоры в темноту, в сторону электростанции. Я не помню, вечер это был или ночь, но очень хорошо помню, что на улице было темно. И если учесть, что уже была введена светомаскировка, когда ночью нельзя было включать на улице даже фонарик, даже летняя ночь казалась очень темной. Люди разошлись только после того, как какие-то начальники прошлись по дворам и убедили людей, что никто не собирается ничего взрывать.