Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени - Геннадий Чикунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одно прекрасное утро наша размеренная, спокойная, мирная жизнь была перечеркнута зловещим, пугающим, кровавым, в полной мере непознанным словом: война.
А УТРО ПЕРВОГО ДНЯ ВОЙНЫ БЫЛО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРЕКРАСНЫМ. ЭТО БЫЛО ВОСКРЕСЕНЬЕ. НА НЕБЕ НЕ БЫЛО НИ ОБЛАЧКА. Ярко светило солнышко, щедро одаривая июньским теплом просыпающийся поселок, окрестные леса и болота, воды полноводной, величавой Невы, неспешно текущей к берегам Балтики. Все было как обычно, и трудно было поверить, что всего через несколько месяцев в этом тихом, мирном, райском местечке все будет перемешано в единое месиво, состоящее из леса, земли, металла, крови, человеческих тел и судеб. Как известно, война началась 22 июня 1941 года, в воскресенье. В субботу нам родители обещали, что завтра пойдем в лесопарк, где были интересные аттракционы, парашютная вышка, летняя эстрада, а потом будем кататься на лодке. С мыслями об интересном предстоящем воскресном дне я и уснул вечером в субботу. Очевидно, я проспал долго и проснулся только после того, как мама начала меня будить. Едва проснулся, как мне брызнул в глаза яркий солнечный свет, щедро лившийся в окно нашей комнаты. Судя по тому, что солнце было уже высоко, можно предположить, что время было далеко не раннее, где-то ближе к обеду. Поставив меня на ноги прямо на оттоманке, где я спал, мама стала помогать мне одеваться. По щекам ее текли слезы, а по покрасневшим глазам и опухшим векам можно было предположить, что случилось что-то очень серьезное и непоправимое. На мой вопрос «Что случилось?» она ответила, что сегодня ночью немцы перешли нашу границу и началась война. От радости я пустился в пляс, высоко подскакивая на пружинном матрасе, громко хлопая в ладоши и крича «ура!», тем самым приведя маму в полное смятение. Мое представление о войне строилось по тогдашним фильмам, где наши войска все время побеждали глупых, трусливых врагов, с большой легкостью занимая один населенный пункт за другим, кроша своих врагов пулеметами, танками и самолетами, словно капусту. МНЕ ПРЕДСТАВЛЯЛОСЬ, ЧТО И НАМ, РЕБЯТИШКАМ, ВЫДАДУТ ПИСТОЛЕТЫ И ВИНТОВКИ, И МЫ С КРИКАМИ «УРА!» ЗА КОРОТКИЙ СРОК ПОБЕДИМ КАКИХ-ТО ГЛУПЫХ, НЕУМЕЛЫХ, ТРУСЛИВЫХ НЕМЦЕВ.
И такое наивное, радостное представление о войне продолжалось до первой бомбежки. Отсидев первый раз несколько часов в бомбоубежище, когда земля тряслась от взрывов авиабомб, словно в лихорадке, когда с потолка и стен при каждом взрыве сыпался песок и глина, когда единственная электрическая лампочка при каждом взрыве подмигивала, словно подсчитывая количество сброшенных бомб, когда я увидел неподдельный страх в глазах взрослых, мое представление о войне изменилось. Но это будет несколько позже.
Выскочив в коридор, я увидел, что почти у каждой двери, которые вели в комнаты, стояли столы, на некоторых из них были швейные машинки, за каждым столом сидели женщины, и все, кто на машинке, кто простой иголкой, шили вещевые мешки своим мужьям. Многие из них тоже были с заплаканными глазами. Я не мог в тот момент понять причину их печали. Мне казалось, что нужно радоваться, а не реветь до красноты глаз.
С этого дня во всех комнатах радио не выключалось ни днем, ни ночью. Стоило только из «тарелки» прозвучать непонятному мне слову «совинформбюро», как люди бросали все свои дела и разговоры и все свое внимание устремляли на говорящую «тарелку», из которой строгий мужской голос, чеканя каждое слово, словно звонкую монету, называл города и населенные пункты, которые наши войска оставили после продолжительных и кровопролитных боев. Можно сказать, что географию своей страны я начал изучать по этим сообщениям. До этого о существовании других городов я даже не подозревал.
Почти сразу же после сообщения по радио о начале войны мужское население поспешило в военкомат за повестками для отправки на фронт. Некоторым вручали повестки прямо в военкомате, кому-то присылали домой, а кому-то и отказывали в отправке. К таким отказникам относился и наш отец. Много раз, возвратившись с работы, он отправлялся в военкомат с требованием как военного специалиста отправить его на фронт. Но каждый раз получал отказ ввиду того, что на всех работников электростанции была наложена так называемая «броня» и был приказ таких людей на фронт не брать. Я никогда не видел отца не то чтобы пьяным, но даже навеселе. После очередного, я не знаю какого по счету, безуспешного похода в военкомат отец умудрился с досады хорошо выпить и, придя домой, начал бросать горшки с цветами на пол, громко и злобно кого-то ругая. Он так разошелся, что матери пришлось приложить немало усилий, чтобы уложить его и успокоить. Мы с сестрой так были перепуганы непривычной для нас сценой, что матери пришлось потом и нас долго успокаивать. Через какое-то время отец снова пошел в военкомат, и ему на сей раз было поручено организовать партизанский отряд из местных жителей, обучить людей военному делу и отправиться в немецкий тыл.
БУКВАЛЬНО ЗА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ОТРЯД БЫЛ СФОРМИРОВАН, И ОТЕЦ НАЧАЛ ОБУЧАТЬ ЛЮДЕЙ ВОЕННОМУ ДЕЛУ В ЛЕСОПАРКЕ, ГДЕ ДО ЭТОГО МЫ, РЕБЯТИШКИ, ИГРАЛИ В ВОЙНУ. Занятия проходили недалеко от нашего дома, и частенько мама поручала мне отнести обед отцу в лесопарк, где я, отойдя в сторонку, чтобы не мешать, с большим любопытством наблюдал, как будущие партизаны ползали по-пластунски, бросали учебные гранаты, копали в земле небольшие ямки, залезали в них, а потом маскировались подручной зеленью.
Вопреки утверждению взрослых о том, что наша армия не пустит фашистов на нашу территорию, а разгромит в приграничных районах, по радио каждый день называли все новые и новые города и населенные пункты, которые наши войска оставляли немцам после продолжительных и упорных боев. Если вначале назывались города южных районов страны, то спустя очень короткое время стали звучать районы, находящиеся сравнительно недалеко от Ленинграда.
НЕ ПРОШЛО И МЕСЯЦА, КАК НАД НАШИМ ПОСЕЛКОМ ПОЯВИЛСЯ ПЕРВЫЙ НЕМЕЦКИЙ САМОЛЕТ. ЛЕТЕЛ ОН ОЧЕНЬ НИЗКО, НА ОЧЕНЬ МАЛОЙ СКОРОСТИ, ВДОЛЬ РУСЛА РЕКИ НЕВЫ, СЛОВНО ХИЩНИК, СКРЫТНО ПОДКРАДЫВАЮЩИЙСЯ К СВОЕЙ ЖЕРТВЕ. Форма самолета несколько отличалась от машин, которые доводилось нам видеть до этого. Он, скорей всего, напоминал какую-то тачку с двумя длинными ручками, на которой лежал какой-то крылатый предмет с двумя двигателями, которые работали почти бесшумно. Впоследствии этот самолет получил в народе название «рама», а официальное название «Фокке-Вульф-189». Сравнявшись с электростанцией, это чудовище словно зависло над дымящими трубами и очень медленно стало кружить над ее территорией, словно разыскивая какой-то очень маленький предмет и стараясь не пропустить ни один закуток очень важного стратегического объекта.
Появление незваного гостя поставило на ноги почти всех жителей поселка. Толпы людей, стоящие у каждого дома, с любопытством и страхом смотрели на летающее кругами над электростанцией длиннохвостое, с крестами на крыльях, чудовище и не знали, чем все это закончится. Из сообщений по радио и газетных статей все уже знали о зверствах фашистов и тех разрушениях, которые они творили при помощи авиации, поэтому это посещение не предвещало ничего хорошего. На наше счастье первое знакомство окончилось для нас вполне благополучно. Покружившись еще какое-то время над электростанцией и железнодорожной станцией, самолет сделал один круг над поселком и не спеша скрылся в сторону Ладожского озера. После появления фашистского стервятника все поняли, что наша мирная жизнь ушла в прошлое и что нужно готовиться к худшим и суровым временам.