Возлюбленная тень - Юрий Милославский

Никак из-за бугра ?! Не из кап -, но явно из пристойной страны типа Югославии или Польши. По обмену? Невероятностно. А туды – кого? Да и номер на двоих, и не в «Интуристе». Но здесь и нет никакого «Интуриста».

Особо умилило Геннадия Васильевича, что бритва и сорочка оставлены были без присмотра, со свойственною наивному Западу доверчивостью и уважением к человеку: ведь вынесут же при первом удобном и неудобном случае!

…Анциферов пообедал в указанном прохожими ресторане «Центральный», где оставил полтора рубля.

Было около шести. На улицах неистовствовали козлотуры , и потому Геннадий Васильевич шагал грозно и брезгливо, взметнув лицо и надув туловище: если кто толкнет, так чтоб отлетел!..

– Двери не запирайте, – сказала ему дежурная.

– Что?! – и выгнув шею, он коснулся мизинцем уха – не глядя, лишь приостановясь, как перед гнусным, полужидким препятствием. – С-с-с-лушаю вас.

– Двери не запирайте, а то сосед ваш… поздно приходит.

Контролируют. Лучше перебдеть, чем недобдеть . Уж если его пригласили, то по ста анкетам в ста инстанциях пробдели насквозь. Но опять-таки лучше пере…

Анциферов заперся на два полных оборота.

Сняв куртку, он повесил ее невдалеке от сорочки «Джордаш»; затем раскрыл свой дипломатишко из свиной кожи, кстати, польский. Подложил было нелепую свою электробритву «Эра» – беспатентно передранную с «Брауна »! – к натуральному «Ремингтону» – и даже растерялся от вида бездны иронического отчаяния, куда стал обрушиваться. Убрал «Эру» в шкаф на полку, но подготовленное им руководство в прозрачном лазоревом скоросшивателе с бесцветными перемычками уложил с небрежною асимметриею на возвышающийся по правую руку от дверей столик, где в полоскательной чашке находились конторский графин и, отдельно, принадлежная ему пробка с яйцевидным увенчанием.

Ленин и советская литература. Да, притянуто, упрощено, ситуация была значительно амбивалентней . Все же приведено несколько цитат из Тынянова двадцатых годов; само собою, Эйхейбаум, Шкловский; ссылки на Бабеля и Зощенко.

Видите ли, пан Анджей, при всей кажущейся закостенелости системы, ситуация не представляется мне столь неразрешимой; несмотря на то что я, пан Станислав, сообразуясь с реальностью, стараюсь разумом воспринимать окружающее; надо было бутылку взять…

Его разбудил стук, подобного которому он никогда еще не слышал, да и не ведал, что такое бывает: жесткий, отшибающий мозги, беспаузный, не дающий вставить «кто там?», «одну секундочку», «иду» или нечто подобное из этого ряда – словно не двери требовали отворить, но умереть, наотмашь влупясь головою в филенку.

Геннадия Васильевича катапультировало из нерасстеленной койки; ключ, свернутый из живого червя, бежал пальцев. А надо было поскорее, любою ценою, отомкнуть, отпереть, исправить допущенную ошибку, лишь бы только прекратилось это немыслимое положение.

Но вот ключ затвердел, поддался – и Анциферов отпрыгнул, чтобы дверь – та открывалась вовнутрь – не расплющила его меж собою и стеною. Дверь, однако ж, открылась хоть и бодро, но в меру. Геннадий Васильевич огня на ночь не гасил, так что вошедший был виден сразу: изящный смуглыш в мерцающей серовато-сиреневой паре.

– Извините, сасэд , – произнес вошедший, – я той дуре утром говорил: дай второй ключ! Нет, бляд , потеряли…

ГДР. Грузинская демократическая республика. Стандартная ориентальная фарцня. По случаю хорошей погоды без аэродрома и цековского плаща.

Но как он грохотал, скот! – никого и ничего не боятся, все куплено на корню.

Пригнал в немытую Россию эшелон фруктов: какие-нибудь пэрзики и абрикозы . Странно только, почему он не снял себе отдельный люкс с фонтаном ; видно, какой-то незначительный батрачок , коммивояжер.

Пришедший раздевался. За поясом его брюк Геннадий Васильевич увидел рукоятку пистолета, носимого без кобуры и почему-то завернутого в полиэтиленовый мешочек.

– Сосед, – сказала фарцня , снимая припотевшую к мускулам трикотажку, – не бойтесь ни меня, ни моего оружия. Я сотрудник уголовного розыска.

Он освободился от одежи, приподнял подушку, отправил туда пистолет в полиэтилене, наконец, снял брюки – на нем были ярко-синие в белых вавилонах плавки – и толчком взбросил себя на кровать поверх застила.

– Веришь, – сотрудник воздвигся мостом, извлекая из-под себя одеяло, – двое суток в уборной не был. А теперь не хочется.

– Почему же вы не были? – пролепетал Геннадий Васильевич.

– Я не могу себе позволить в такой грязи ходить. За пределами города находился, сюда не попал. Здесь они теперь моют, проститутки. Я им сказал: это вы для бродяг в таком состоянии будете туалет держать, когда я уеду.

Некое трясущееся чувство – сумесица ненависти, близостной тяги, солидарности – глухо и мощно полыхнуло в Анциферове, отдалось в ногах.

– Наверное, и поесть не успели…

– Завтра. Завтра будем кушать. А сегодня будем спать. Слушай, ты извини, прошу прощения, погаси свет, пожалуйста. Я уже тело расслабил, не хочу опять напрягать.

Геннадий Васильевич на цыпочках направился к выключателю.

– Большое спасибо, – жестковатый запах усталого здоровья заполнил комнату. – Извините, если буду храпеть: бывает со мной после длительного напряжения.

Анциферов заснул лишь к трем, а подняло его в начале седьмого.

Перекуренный со вчерашнего, взвинченно-вялый, он рыскал в своем чемоданчике, доставал мыльницу и прочее.

Сосед спал как-то полуничком, одеяло служило ему набедренною повязкою. На черноватой руке его с нагнетенным трицепсом низко сидели прямоугольные золотые часы, повернутые циферблатом к запястью.

Позавтракал Анциферов остатками пряников и двумя из шести конфет «Птичье молоко», что подсунула при укладке жена Света. Несъеденные конфеты он забрал было с собою, но тотчас же исказился – и организовал их группкою на соседской половине столика.

… В горОНО Геннадия Васильевича не ждали.

Заведующая со внешностью старухи-балерины, отметая все его служебные представления, раздражительно повторяла:

– Собрать весь контингент , которому в процессе преподавания предстоит сталкиваться с темой, за такой короткий срок (Анциферова командировали на три дня) не представляется возможным.

– Но кого-то можно будет собрать? – Геннадий Васильевич заметно подерзел вдали от дома.

– Вы знаете, мы к важнейшим темам спустя рукава не подходим. Методразработка к юбилею Владимира Ильича Ленина предназначена для того, чтобы с нею хорошенько ознакомились все, кому она адресована, и прежде всего – преподавательский состав школ района. Оттого, что вы зачитаете вслух, – на взвизге, на взвизге! – лекцию нескольким достаточно хорошо подготовленным педагогам…