Кто боится смерти - Ннеди Окорафор

– Как вышло, что ты не ходишь в школу?

– Я хожу в школу. И моя школа лучше вашей, – он достал из кармана конверт. – Это твоему отцу. Я шел к вам домой, но ты можешь сама ему отнести.

На конверте из пальмовой бумаги стояла печать с эмблемой Осугбо – бегущей ящерицей. Каждая ее лапа символизировала одного из старейшин.

– Ты живешь по той дороге за эбеновым деревом, да? – спросил он, глядя мимо меня.

Я рассеянно кивнула, все еще разглядывая конверт.

– Ладно, – сказал он и ушел.

Я стояла и смотрела ему вслед, почти не замечая, что пульсирующая боль между ног усилилась.

С того дня я стала встречать Мвиту повсюду. Он часто приходил к нам с посланиями. А пару раз я натыкалась на него по пути в Папину кузню.

– Как так вышло, что вы мне про него не сказали? – спросила я родителей однажды за ужином.

Папа уплетал пряный рис. Он откинулся с набитым ртом и занес руку над тарелкой. Мама подложила ему козлятины. Они одновременно сказали:

– Я думал, ты знаешь.

– Я не хотела тебя расстраивать.

Родители тогда уже столько всего знали. Могли понять и то, что не смогут оберегать меня вечно. То, что грядет, придет.

Мы с Мвитой разговаривали при каждой встрече. На бегу. Он всегда спешил.

– Куда ты сейчас? – спросила я, когда он доставил Папе очередной конверт от старейшин.

Папа делал для Дома Осугбо большой стол, на котором надо было выгравировать какие-то очень важные символы. В принесенном конверте были очередные чертежи.

– Кое-куда, – с ухмылкой ответил Мвита.

– Почему ты всегда торопишься? – сказала я. – Ну давай. Чуть-чуть.

Он повернулся, чтобы уйти, но передумал.

– Хорошо.

Мы сели на ступеньках, ведущих в дом. Через минуту он сказал:

– Если долго пробыть в пустыне, услышишь, как она говорит.

– Конечно. А громче всего она говорит ветром.

– Точно. Бабочки хорошо понимают пустыню. Поэтому они и перелетают то туда, то сюда. Они всегда беседуют с землей. Говорят и слушают поровну. На языке пустыни можно позвать бабочек.

Он поднял голову, набрал побольше воздуха и выдохнул. Я узнала песню. Пустыня поет ее, когда все хорошо. В дни нашего кочевья, когда пустыня так пела, мы с мамой ловили скарабеев, медленно пролетавших мимо. Убери жесткую скорлупу и крылья, высуши остальное на солнце, добавь приправы – объедение.

На песню Мвиты слетелись три бабочки – маленькая белая и две большие желто-черные.

– Дай я попробую, – волнуясь, сказала я.

Вспомнила свой первый дом. Затем открыла рот и запела пустынную песню мира. Я привлекла двух колибри, они покружили вокруг нас и улетели. Мвита отпрянул от меня, пораженный.

– Ты поешь как… У тебя красивый голос.

Я отвернулась, сжав губы. Голос достался мне от злого человека.

– Еще, – попросил он. – Спой еще.

Я спела ему песню, которую придумала пяти лет от роду, когда была счастлива и свободна. Воспоминания о том времени были туманны, но песни, которые пела, я помнила хорошо.

Так было с Мвитой каждый раз. Он учил меня какому-нибудь простому колдовству, а потом поражался тому, как легко я схватываю. Он был третьим, кто увидел это во мне (первой и вторым были мама и Папа), может быть, потому, что в нем это тоже было. Мне было любопытно, где он научился тому, что знал. Кто его родители? Где он живет? Мвита был такой загадочный… и такой красивый.

Бинта, Дити и Луйю встретились с ним в школе. Он ждал меня во дворе, чего никогда раньше не делал. Его не удивило, что я вышла из школы вместе с Бинтой, Дити и Луйю – я ему много о них рассказывала. На нас глазели все. Уж конечно, нам с Мвитой в тот день перемыли все кости.

– Добрый день, – сказал он, вежливо кивая.

Луйю улыбнулась чересчур широко.

– Мвита, – быстро сказала я, – это Луйю, Дити и Бинта, мои подруги. Луйю, Дити, Бинта, это Мвита, мой друг.

Дити на это хихикнула.

– Значит, ради Оньесонву ты сюда готов приходить? – спросила Луйю.

– Только ради нее и готов.

Меня бросило в жар, а все четверо уставились на меня.

– Вот, – сказал он, протянув мне книгу. – Я думал, что она потерялась, но нет.

Это была брошюра по анатомии. В прошлый раз Мвиту удивило, как мало я знаю про человеческие мышцы.

– Спасибо, – сказала я, раздосадованная присутствием девочек.

Мне хотелось еще раз напомнить им, что мы с Мвитой только друзья. Все общение Луйю и Дити с мальчиками сводилось к сексу или флирту.

Мвита бросил мне взгляд, и я взглядом же выразила согласие. С этого дня он подходил ко мне, только когда думал, что я буду одна. Чаще всего так и было, но иногда ему приходилось разговаривать с девочками. Он не возражал.

Я всегда была рада его видеть. Но один раз, несколько месяцев спустя, встреча с ним стала для меня настоящим счастьем. Облегчением. Я подпрыгнула, увидев его на дороге с конвертом в руке. Я сидела на пороге, уставившись в пространство, сердитая и растерянная, и ждала его. Кое-что случилось.

– Мвита! – крикнула я, срываясь с места.

Но когда я до него добежала, слова меня покинули, я стояла молча. Он взял меня за руку, и мы сели на ступеньки.

– Я… я не знаю, – пролепетала я. И умолкла, а в груди вскипали рыдания. – Этого просто не может быть. Потом я подумала – вдруг раньше было то же самое. Со мной что-то происходит. Мне нужно к целителю. Я…

– Расскажи мне, что случилось, Оньесонву, – нетерпеливо сказал он.

– Я пытаюсь!

– Ну, пытайся лучше.

Я свирепо посмотрела на него, а он – на меня, и поторопил жестом.

– Я была за домом, работала в мамином саду. Все было нормально, а… потом все стало красным. Тысячи оттенков…

Я замолчала. Я не могла рассказать ему, как ко мне подползла гигантская красноглазая коричневая кобра и поднялась на высоту моего лица. И как меня вдруг пронзила ненависть к себе – такая глубокая и могучая, что я потянулась руками к глазам, чтобы выдавить их! И что потом я собиралась разорвать себе ногтями глотку. «Я ужасна. Я – зло. Я – грязь. Меня не должно быть!» Эта мантра горела у меня в мозгу красным и белым, когда я в ужасе смотрела на овальный глаз. Я не рассказала ему, как через секунду с неба слетел маслянистый черный гриф, крикнул что-то и стал клевать змею, пока она не уползла прочь. Как я в последний момент очнулась. Все это я пропустила.

– Там был гриф, – сказала я. – Он смотрел прямо на меня. Так близко, что я видела его глаза. Я кинула в него камень, и он улетел, обронив одно перо. Черное, длинное. Я… я подобрала его. Стояла там и жалела, что не умею летать, как он. А потом… Я не…