Стеклянное сердце - Дарья Кожевникова

— Про это она ничего не говорила. Она рыдала, что карта пропала, а не что ее подменили.

— А может, еще раз ее расспросите, поподробнее? — с надеждой сказала Тая.

Трофим Михалыч вместо ответа просто взялся за телефон. И уже минут через десять вызванная девушка, визжа и хохоча от счастья, опознала свою пропажу. И даже кинулась было к Трофиму Михалычу целоваться, но он мягко ее отстранил:

— А скажи-ка ты мне лучше, Агафья, другой карты вместо этой тебе не подкидывали?

— Нет, — захлопала ресницами девушка. — Я просто хотела песенку включить и поняла, что ее в телефоне нет. А потом смотрю, у меня вместо карты просто пустая ячейка…

— Вот видишь, ничего, — сказал Трофим Михалыч Тае после того, как счастливая обладательница найденной карты унеслась восвояси. — Странно, конечно. Зачем это было нужно? Может, Элька пыталась как-то над ней подшутить? Пупсиков как-то исказить, песенки поменять с оригинальных на пародийные? Да начала и не успела. Они же работали рядом, а Элька на дух не переносила таких вот пустозвонных кукол. Кто теперь это скажет?

— Но куда она свою-то карту тогда дела? — спросила Тая.

Но узнать, что по этому поводу думает участковый, ей было не суждено: на пороге появился взволнованный посетитель и тут же, не переводя дыхания, выпалил:

— Михалыч, там того… это… мужики Тереху в траншее нашли!

— Эка невидаль! — усмехнулся Трофим Михалыч. — Да его по семь раз в неделю кто-нибудь находит. Если есть охота возиться, пусть сами его домой тащат. Я вам участковый, а не разносчик.

— Да нет, не так нашли, — парень сбился, а потом выпалил: — Похоже, что разбился он, насмерть!

— Как?! — ахнула Тая, заломив руки.

— Так, без паники, — одернул ее разом помрачневший участковый. — Сейчас пойдем, на месте во всем разберемся, что там да как на самом деле.

Тереха и в самом деле был мертв. Чтобы понять это, даже не требовалось спускаться в ту траншею, в которую он упал, оставив перед тем на тротуарной обочине вывернутый булыжник и цепочку следов, как если бы запнулся, а потом был вынужден пробежать несколько шагов в попытке сохранить равновесие. Он, наверное, до самой последней секунды не подозревал о том, что его короткий путь оборвется свежевырытой траншеей. А теперь лежал в ней, какой-то неестественный, скрюченный, бледный, со свернутой под нелепым углом головой.

— Да, итишкина жизнь, час от часу не легче! — в сердцах выругался Трофим Михалыч, явно расстроенный Терехиной гибелью, хотя при жизни покойный регулярно доставлял ему неприятности. — Так, все назад, не топчите здесь! Будем следственную бригаду организовывать.

— А чего тут, и так все ясно, — уныло сказал кто-то из мужиков. — Набрался да и рухнул в яму. Она ж тут недавно вырыта, Тереха привыкнуть к ней еще не успел, а домой не раз продвигался на автопилоте. Да и по прямой редко когда ходил, все больше зигзагами.

— Все должно быть по протоколу, — авторитетно заявил участковый.

По протоколу и было.

— А бутылка-то при нем почти целая, — удивился кто-то, когда тело извлекли из траншеи вместе с уцелевшей на мягком грунте емкостью. — Вот, еще и колбасу где-то спер.

— Не спер! — звенящим от возмущения голосом крикнула Тая. — Почему вы так сразу о нем думаете? Это я, я сама ему дала!

— А ты что, с ним недавно виделась? — удивился Трофим Михалыч.

— Да в ночь со вчера на сегодня. Он как раз мне Элькин телефон и принес. Этот самый, с чужой картой. Она его, оказывается, спрятала в кустах незадолго до смерти, а Тереха нашел.

— Так, выходит, ты была одной из последних, кто видел его живым. Вот что, Таисия, ты пока далеко не уходи, нужно будет с тобой побеседовать. Не волнуйся, ничего такого особенного, простая формальность.

— Я и не волнуюсь. Спрашивайте о чем хотите. Но как так могло получиться?!

Заданный в пространство вопрос прозвучал не зря: Тае было не только жалко Тереху, она еще и себя начала упрекать в том, что повинна в его смерти: сунула ему на дорогу почти полную бутылку! Облегченно вздохнула только тогда, когда эту самую бутылку извлекли в том самом виде, в каком Тереха ее и унес. Значит, не успел напиться, а просто упал в темноте, торопясь домой… Но опять же, торопился-то, чтобы выпить! Значит, толика Таиной вины все-таки была в его гибели?

Как выяснилось, никто, кроме самой Таи, даже не подумал ее в этом упрекнуть.

— Таиска, да он почти каждый день напивался в хлам, — сказал Трофим Михалыч, как только Тая заикнулась о своих терзаниях. — А с добытой выпивкой бежал домой всегда одинаково резво, будь то хоть самогон, хоть даже обычная бутыль тормозухи. Причем не разбирая дороги. Так что сразу ясно, что это несчастный случай. Официально все протоколируем лишь потому, что по любому факту гибели человека необходимо сделать заключение. Даже если человек умирает дома от официально признанной болезни, то и тогда возбуждают дело о его смерти, с тем, чтобы почти сразу его закрыть. Здесь то же самое будет. И скажу тебе по правде, не сейчас, так через пару лет этот дурень — царство ему небесное! — все равно бы загнулся от цирроза печени. Катерина вон, фельдшер наша, говорит, что печень у него уже торчала из-под ребер почти до пупа. Так что… Жалеть его надо было тогда, когда он начал спиваться, а не сейчас… Хотя и жаль, — вздохнул напоследок участковый. — Но что теперь поделаешь? Молодой, да ранний… Расскажи-ка лучше, как это вы с ним повстречались и когда ты его успела угостить.

Тая рассказала. О спрятанном Элькой и найденном Терехой телефоне и о том, как Тереха благородно вернул телефон Тае, вместо того чтобы его присвоить.

— До этого ты мне не говорила про телефон, — удивился Трофим Михалыч. И тут же сам добавил: — Впрочем, это ничего не меняет. Элеонора была неординарной девушкой, и привычки с поступками у нее были соответственные. Ладно, Таисия, распишись в протоколе и можешь идти. И выбрось ты это из головы, что Тереха упал из-за твоей бутылки! Из-за своей пьяни он упал, потому что очень торопился добраться до стола, а ноги прямо даже трезвого порой уже не носили. И из-за того, что кто-то не огородил траншею должным образом… Хотя вообще-то она на обочине, но все же. Но это уже и мое упущение, с этим будем разбираться отдельно.

Домой Тая вернулась в крайне угнетенном состоянии духа. Затопила печь и долго сидела возле неплотно закрытой дверцы, глядя на огонь, как будто пламя было способно растопить ее внутренний лед. Две смерти, почти одна за другой! И пусть причиненное ими горе нельзя было даже сравнивать, но все равно после Терехиной гибели ощущение потери словно накрыло Таю с головой. Ведь еще ночью Тереха сидел вот за этим самым столом, и они с Таей вспоминали детство… А теперь его нет, ушел вслед за Элькой. Тоже навсегда. Сидя возле печи, Тая ощущала, как огонь сушит катящиеся по ее щекам слезы, и думала о том, как хрупок этот мир. С чем там его сравнивал Тереха? С запутанной нитью из застывшего стекла?

Забывшись за этими мыслями, подкидывая поленце за поленцем, Тая просидела так до ночи — благо во дворе у нее теперь не было никого, кого бы нужно было кормить. Поэтому спохватилась она только тогда, когда старомодные ходики на стене пробили одиннадцать. Поднялась, разминая затекшие ноги. Посмотрела через окно на сумеречный двор, по которому плясали неверные тени от яблонь. И вдруг ощутила, что ей страшно оставаться одной. Нет, не мертвых она боялась — живых. Кого именно? Тая не знала. Просто отчего-тот вдруг пришла в голову мысль, что любой, кому не лень, может влезть в ее дом, пока она спит.