Стеклянное сердце - Дарья Кожевникова

Перебирая в памяти подробности их с Метелиным свидания и разговора, эти короткие и быстро пролетевшие минуты, Тая, ехавшая на задней площадке автобуса, невидящими глазами смотрела в заднее окно. Мыслями своими она была не здесь, и даже не в сегодняшнем дне. Лишь раз, когда автобус ощутимо тряхнуло на каком-то ухабе, она на несколько минут словно пришла в себя. Для того, чтобы удивиться: за ними следом ехала легковая машина, которую Тая заметила и тогда, когда они с Метелиным выезжали из поселка. И в городе она пару раз мелькнула. Именно эта, сомнений быть не могло.

Тая вообще-то не имела привычки обращать внимание на проезжающие машины, но эта запомнилась. Не маркой, в которых Тая особо не разбиралась, и не цветом — темных машин сейчас было пруд пруди, — а своим номером. 987-й. Тае он запомнился потому, что, если бы в начале приставить к этому номеру единичку, то получился бы как раз год Элькиного рождения: 1987-й. И надо же, кто-то ездил на этой машине в город в то же время, что и Тая. Да еще почти по тому же самому маршруту. Интересно, чья она? Раз возвращается в поселок, значит, кого-то из местных. И если это был кто-то из Таиных знакомых, то вполне можно было бы напроситься в попутчицы на обратную дорогу, вместо того чтобы трястись теперь в автобусе, рискуя прикусить язык при особо норовистых его скачках. Впрочем, теперь об этом думать уже поздно, потому что почти приехали, а водителя легковушки не было видно за притененным лобовым стеклом. И Тая почти сразу забыла о нем, снова вернувшись к своим тягостным думам.

Последующие несколько дней прошли своим чередом. Кур Тая все-таки отдала, но в огороде возилась впервые в жизни с охотой, как будто какая-то часть Эльки переселилась в нее. Лишь перчатки все-таки надевала, чтобы не испортить маникюр, которого у Эльки в жизни никогда не бывало. К своим ногтям Элька всегда относилась пренебрежительно, а работать любила голыми руками, чтобы, как она говорила, чувствовать землю.

Раньше Тая часто задумывалась, почему сестра так и не вышла замуж. И даже ни одного серьезного романа не завела. Элька только отшучивалась в ответ на расспросы, ни разу не проявив внимания к тем, кто пытался за ней ухаживать. И вот теперь, оставшись в их доме одна, Тая как будто почувствовала этот ответ, поняв сестру изнутри. Элька всегда была не такой, как все, кое-в чем отличаясь от других незначительно, а вот в чем-то — очень даже заметно. И она, сейчас Тая ощущала это, как на себе самой, не нуждалась в пресловутых романах, потому что он у нее был, один и на всю жизнь: Элька была обвенчана с окружающим ее миром. Лес, в котором она знала, наверное, каждое дерево, холм и болота и, конечно же, озеро — со всем этим Элька была связана какими-то незримыми и крепкими узами, которых раньше Тае было не понять. Но сейчас вот, кажется, поняла, и ответ пришел словно ниоткуда. Так же, как спокойная уверенность в том, что она может отныне ночевать одна в их с Элькой доме, и ничто ее при этом не напугает. Потому что если сестра когда и явится ей, то только в образе доброго ангела-хранителя, но уж никак не призрака, способного вселить ужас. Тетя Рита в первые дни все ахала и звала Таю обратно к себе, хотя бы ночевать, но Тая была непреклонна: она приехала домой, дома и останется. И ничто ее здесь не тревожило — ни одиночество, ни потрескивание старого дома, ни шорохи за окном, от которых она уже успела отвыкнуть за годы городской жизни, приспособившись к совершенно иным звукам с улицы. Что иногда будило Таю среди ночи, так это… тишина. Она просыпалась и лежала под своим одеялом, прислушиваясь к тиканью часов как к единственному свидетельству того, что она не одна в этом мире и не попала в какое-то иное измерение.

В очередную такую ночь, когда Тая проснулась, ее снова угораздило вспомнить о Метелине, тоже недавно здесь ночевавшем. Понимая, что эти воспоминания — приговор ее сну, Тая решила ненадолго подняться и выпить чайку, чтобы в процессе от них отделаться. Люстру на кухне включать не стала, зажгла лампу над столом. Поставила чайник, а сама замерла в ожидании, всеми силами пытаясь отогнать от себя назойливые мысли о бывшем муже. Но они все же лезли, как штурмующие крепость войска. Почему вообще он внезапно вспомнился ей? Просто так? Или потому, что тоже о ней сейчас думает? Тогда почему не спит? Просто не хочется, как и Тае сейчас, или же развлекается с какой-нибудь очередной подружкой? Тая знала о нескольких: не виделась с Метелиным все эти два года, лишь иногда он мелькал случайно в толпе, учащая ей пульс лишь одним своим видом, но информацию о нем добрые люди до нее все же доносили.

Особенно задела Таю новость о том, что Метелин начал встречаться с женщиной, у которой был двухлетний ребенок. Ребенок! Пусть и чужой, все равно. Тая после этого известия чуть с ума не сошла, настолько жгучими были охватившие ее тогда чувства, одно из которых — желание во что бы то ни стало увидеть эту новоиспеченную «семейную троицу». Оно так терзало Таю, что она всерьез начала подумывать о том, чтобы устроить засаду перед тем домом, где теперь жил Метелин. И лишь гордость удерживала ее от этого шага — вдруг он ее заметит?! Неизвестно, чем бы оно в конце концов закончилось, это противостояние чувств, если бы судьба не пошла Тае навстречу, позволив ей однажды увидеть всю компанию возле супермаркета. Метелина, женщину и ребенка. Они вышли из только что припаркованной машины, и Метелин подхватил малыша на руки, отправляясь с ним в магазин. Подхватил так естественно, как будто всю жизнь имел дело с детьми, и что-то говорил ему, вызывая улыбку на детском лице, а женщина шла с ними рядом. Тая почти не разглядела ее, совершенно забыв, что вообще когда-то мечтала увидеть ту, кем ее заменили, — все ее внимание было приковано к этим двоим, к Метелину с ребенком, которые смотрелись так гармонично, что у Таи ноги подкосились, и ей вдруг захотелось умереть. Она стояла на углу, не смея шевельнуться, чтобы ее вдруг не заметили, до тех самых пор, пока эти трое не скрылись за зеркальным стеклом дверей. А после, даже не вспомнив, что тоже хотела зайти за покупками, кинулась домой.

Не помня, как, Тая добралась до квартиры, долго рыдала в подушку и всерьез подумывала, не наесться ли ей таблеток. Но поскольку дома из лекарств оказался лишь анальгин, в аптеку идти не было сил, а крови Тая всю жизнь боялась, так что о вскрытии вен и речи быть не могло, то в конце концов она позвонила сестре, чтобы поделиться с ней переполнившей душу болью. В итоге они с Элькой проболтали полночи. Элечка, родная душа, и уговаривала, и утешала, и развлекала всякими байками. И засыпала в ту ночь Тая уже с одной только мыслью: как же хорошо иметь в этом мире родную сестру! А теперь вот и сестры больше нет, и будут ли еще дети после того, что она натворила?! Тая почти пополам согнулась над столом от скрутивших ее чувств. Как теперь жить?! Дура, которой всего-то и нужно было в свое время, что набраться терпения, как и советовал ей Метелин. Тогда, глядишь, и вся жизнь потекла бы по другому руслу. Прошел бы в конце концов этот проклятый токсикоз, родился бы малыш, сохранилась семья, и — как знать? — может, и Элька в этом другом, параллельном жизненном сценарии была бы сейчас жива. А теперь…

Во дворе раздался какой-то посторонний шорох, как будто чьи-то тихие шаги. Тая замерла, прислушиваясь к ним. Неужели Метелин приехал, откликнувшись на ее мысли?! Возможно ли это?! Чайник закипел, и Тая нетерпеливо его выключила, а сама снова замерла у окна, у открытой форточки. Шагов больше не было слышно, но определенно во дворе кто-то был. Неразличимый в темноте, но отбрасывающий на дорожку смутную тень в свете стоящего поодаль уличного фонаря.