Главный свидетель - Николай Рыжков

Вернемся, однако, к конкретным фактам. Через восемь месяцев после октябрьского пленума, в июне 1988 года, в Кремле открылась XIX партийная конференция. На повестку дня было поставлено рассмотрение вопроса о ходе реализации решений XXVII Съезда КПСС и задач по углублению перестройки. В Кремлевском дворце съездов собралось 5 тысяч делегатов конференции.

С докладом выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев. В его выступлении был и анализ достигнутого за годы перестройки, и раздел о радикальной экономической реформе, и многое другое. Но, пожалуй, главным было то, что впервые за три года был поставлен вопрос о реформе политической системы. Конференция образовала несколько комиссий по различным вопросам, в том числе по межнациональным отношениям во главе с членом Политбюро Рыжковым.

Просматривая сейчас стенограмму конференции, я вижу, насколько сильно звучала на ней критика и самокритика всех ветвей власти, в том числе и партийной. Складывается впечатление, что была прорвана плотина и пошел неудержимый поток самобичевания. Здесь, по-видимому, нет ничего странного — многие годы все речи и выступления были четко регламентированы, произносились только по заранее написанным, строго выверенным текстам, а теперь вдруг вам сказали: говорите, что считаете нужным. Конечно, выплеснулось все, что подспудно накапливалось многие годы. И выступления на партийной конференции были острые, хлесткие, даже в какой-то мере мазохистские.

Теперь я задаю себе вопрос: что же произошло в последние пятнадцать лет? Те люди, которые тогда громили все и вся, придя к власти, должны были сделать все, чтобы подобного в нашей политической, да и обыденной жизни, никогда не было. Но они не предприняли ничего, чтобы улучшить ситуацию. Разве Ельцин, на выступлении которого я остановлюсь ниже, в бытность свою Президентом России исправил хоть что-нибудь из того, что когда-то критиковал? Напротив, достижения прошлого были отброшены, а недостатки воспроизведены и выросли до невиданных ранее размеров. При этом чем хуже шли дела в стране, тем больше приходилось Ельцину и его команде уверять население в обратном. В доперестроечный же период, да и в годы перестройки, существовало неписаное правило для докладчиков и выступающих: минимум говорить о достижениях и максимально — о недостатках и задачах. По-видимому, это было связано с однопартийной системой. Не имея оппозиционных партий и движений, именно таким образом стремились вскрывать недостатки.

Теперь все поставлено с ног на голову: за одиннадцать лет работы в постсоветском парламенте — восемь лет в Государственной Думе и три года в Совете Федерации — я не раз слушал доклады и выступления членов правительства страны. Много и красочно говорили они о неких виртуальных «достижениях» и ничего — о недостатках. Это вызывало негативную реакцию со стороны депутатов, но, по мере того, как законодательная власть становилась все более откровенно проправительственной, надежда услышать «от них» правду постепенно таяла, пока не исчезла окончательно…

Ну а на той, XIX партийной конференции, на мой взгляд, была допущена еще одна, роковая для КПСС и страны, ошибка. Именно там Ельцин окончательно был отброшен в стан стремительно формировавшейся оппозиции, где он вскоре стал лидером. Для того чтобы более понятна была ситуация, сложившаяся тогда, приведу довольно большие выдержки из выступлений на конференции Ельцина и его основного оппонента — члена Политбюро, Секретаря ЦК Лигачева.

По неписаным правилам Секретарь ЦК, который вел заседание секретариата Центрального Комитета, являлся неформальным вторым человеком в партии. Тогда им был Егор Кузьмич. Ельцин же к тому времени был освобожден от обязанностей Первого секретаря столичной парторганизации, но оставался членом ЦК, т. к. избирал его Съезд партии, и только он мог и освободить его.

На партконференции Ельцину была предоставлена возможность выступить. Если проанализировать его речь, отбросив эмоции и предвзятость, сложившиеся в последние десятилетия к этому человеку, она была весьма критичной и острой. Пусть выступление было не очень красноречиво — на этот раз, в отличие от знаменитого пленума, он выступал по существу.

«Главным вопросом конференции, — заявил Ельцин, — является демократизация в партии, имея в виду, что со временем она сильно деформировалась в худшую сторону. И, конечно, обсуждение сегодняшних горячих вопросов: перестройки в целом и революционного обновления общества. Сам период подготовки конференции вызвал необычайный интерес и возродил надежды коммунистов и всех советских людей. Перестройка встряхнула народ. И, видимо, перестройку надо было начинать именно с партии. Затем она повела бы за собой, как и всегда, всех остальных. А партия, как раз с точки зрения перестройки, и отстала. То есть получается, что конференцию сегодняшнюю надо было проводить значительно раньше. Это моя личная точка зрения…»

Трудно было не согласиться с некоторыми положениями его речи, особенно по внутрипартийным вопросам. Но складывалось впечатление, что он, партийный функционер с двадцатилетним стажем, на все крупные недостатки в партии смотрел как бы со стороны, хотя в течение долгого времени был в числе тех, кто их сам порождал и пестовал. Поэтому невольно закрадывалась мысль о его неискренности, о весьма ловком использовании создавшейся ситуации в личных целях.

Все мои сомнения подтвердило время: судить человека можно только по его делам. А, рассматривая действия «позднего» Ельцина, можно сказать, что, как говорит библейская мудрость, «все возвращается на круги своя». Прочтите еще одну часть его выступления и сами сделайте выводы:

«Я, например, знаю, сколько перечисляется миллионов рублей в ЦК от Московской городской и Свердловской областной партийных организаций. Но куда они расходуются — не знаю. Только вижу, что кроме рациональных расходов строятся роскошные особняки, дачи, санатории такого размаха, что стыдно становится, когда туда приезжают представители других партий. А надо бы за счет этого материально поддержать первичные партийные организации, в том числе и по зарплате их руководителей. А потом мы удивляемся, что некоторые крупные партийные руководители погрязли в коррупции, взятках, приписках, потеряли порядочность, нравственную чистоту, скромность, партийное товарищество.

Разложение верхних слоев в брежневский период охватило многие регионы, и недооценивать, упрощать этого нельзя. Загнивание, видимо, глубже, чем некоторые предполагают, и мафия, знаю по Москве, существует определенно.

Вопросы социальной справедливости. Конечно, по- крупному, на социалистических принципах, они у нас решены. Но остались некоторые вопросы, которые не решаются, вызывают возмущение людей, снижают авторитет партии, пагубно действуют и на темпы перестройки.

Мое мнение — должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения…».

В последней фразе выступавший явно «перебрал», впал в демагогический раж. А может быть, он так испугался оказаться среди тех, кому действительно многого не хватало «в социалистическом обществе», что вскоре переметнулся в стан своих прежних оголтелых врагов, а затем и возглавил уничтожение нашего общественного строя и страны в целом, начал реставрацию в ней отторгнутого народом капитализма — общества, в котором царят социальное неравенство и эксплуатация человека человеком.