Проклятие России. Разруха в головах? - Андрей Раев

Спрашивается: а закон стоимости Маркса (в трактовке Энгельса) что, совсем утратил силу? Да нет, просто его надо дополнить, область его применения неизменна, а действительность за 140 лет стала гораздо богаче. Естественно, все виды труда должны учитываться в стоимости. Естественно, затраты на создание и поддержание квалифицированной рабочей силы должны учитываться. Далее, по Марксу, стоимость товара определяется общественно необходимым рабочим временем, затрачиваемым на производство единицы товара. А Энгельс пояснил нам, что «общественно необходимое рабочее время» — это среднее время, подсчитанное при средней технической вооружённости и среднем уровне умелости. В общем, что-то вроде «средней температуры по госпиталю». Применительно к условиям России говорить о средней технической вооружённости уже несерьёзно. Но где-то в Германии такое усреднение возможно. И как только оно становится возможным, теория Маркса начинает работать, и производитель получает свою среднюю норму прибыли. Но производитель-то хочет получить больше. Маркс ему, как гири на ногах. Закон стоимости Маркса непобедим в статике, поскольку верен, но есть ведь ещё и динамика. И появляются многочисленные способы обхода.

— Создать новый товар, обладающий исключительными свойствами. Усреднять становится не с чем, конкуренты-то этот товар делать не умеют. Можно получать сверхприбыль.

— Усовершенствовать свой товар, придав ему новые исключительные свойства.

— Доказать человеку общества потребления, что твой товар обладает исключительными свойствами, позарез человеку необходимыми. Если удастся, то можно получать сверхприбыль за вычетом больших расходов на рекламу.

— Доказать человеку общества потребления, что твой товар — лучший среди равных. Твои конвейеры будут полностью загружены, конвейеры конкурентов — простаивать. Издержки резко пойдут вниз, а вся экономия — твоя.

— Применить новые технологии производства и организации труда. Если конкуренты их применить не сумели (не успели), то вся экономия — твоя. Усреднение-то идёт по всем производителям, а не только по новатору.

Эта борьба «бизнес против Маркса» в развитых странах постепенно захватывает весь бизнес. Рождается инновационная экономика. И как только это происходит, Маркс проигрывает. Загнивающее индустриальное общество превращается в динамичное информационное (соединение общества потребления с инновационной экономикой). Огромные конвейеры монополий становятся неэффективными. Начинается разукрупнение предприятий. Оживает малый бизнес. Наконец, расцветает бизнес венчурный (рисковый), когда узкая группа людей создаёт новую фирму для продвижения новых технологий. Фирма может быть потом продана, а может вырасти в гиганта (Microsoft, Hewlett Packard). Новые технологии в любом случае будут созданы. Появляются инвестиционные банки для обслуживания этих венчурных фирм и многое другое.

Если мы, русские, не пересядем в этот новый корабль (информационное общество), ничего хорошего нас не ждёт. И здесь надо обратить внимание на три вещи.

Во-первых, из всех видов обществ, использующих либерализм, информационное, и только оно, представляет собой образец, к которому можно стремиться.

Во-вторых, для создания информационного общества необходимо, чтобы численно доминировала социальная группа потребления (а не выживания). А она и в СССР в середине 1980-х, на пике нефтяных цен, дай бог, достигала 50 % населения. В 1990-х годах сократилась раз в 10 (до 5 %). И сейчас в столицах достигает 30–40 %, в мегаполисах — 25–35 %, а в целом по России — 15–25 %. То есть группу потребления надо хотя бы утраивать, а для этого серьёзно бороться с бедностью.

В-третьих, переход к информационному обществу — это не только экономический, но и культурный переход. Собственно, демонополизация и переход к информационному обществу — это два феномена, которые явно опровергают базовый тезис вульгарного материализма — «бытие определяет сознание». Точнее, вводят этот тезис в узкие рамки коротких промежутков времени. Менталитет и культура меняются очень медленно (единица измерения — 20 лет — время появления нового поколения). Поэтому на протяжении, скажем, пятилетки их можно считать неизменными. А та часть культуры и сознания, которые подвержены быстрым изменениям, действительно определяются бытием. Но когда менталитет и культура всё-таки меняются, уже бытие подстраивается под них. Именно поэтому не какие-то революционеры, а американский конгресс шаг за шагом принимал антимонополистические законы (начиная от пакта Шермана, 1890). Именно поэтому современные энергичные люди в развитых странах пытаются обогатиться не за счёт карточной игры, а путём создания венчурных компаний. Именно поэтому в 1993 году в России не состоялось очередной Гражданской войны.

Влияние менталитета на бытие хорошо прослеживается и на примере торговых городов и обществ (Афины, Венеция, Нидерланды, Новгород, Ганзейские города). Их элита с детства впитывает привычку действовать ненасильственными методами. Эту привычку она распространяет и на политических противников. В результате в Античности и Средневековье республика прочно устанавливается лишь в торговых обществах (с одним исключением в Древнем Риме).

Другой пример. Древний Рим. После основания в 753 году до РХ следующие 250 лет прошли в борьбе между римской аристократией и этрусскими царями. Общественный конфликт перешёл в этнический. Постепенно выработался мощнейший стереотип: они — этруски — за тиранию, мы — римляне — за свободу. В 509 году до РХ свергают Тарквиния Гордого, последнего этрусского царя, и следующие почти 500 лет (вдумайтесь, 500 лет!) Рим — республика. Никаких материальных предпосылок к этому нет. В отличие от Афин, Рим — не торговый город. Правят воины. И не устанавливают себе царя. Вокруг во все стороны — море тирании. Никакими республиками не пахнет. С греческой демократией Александр Македонский покончил. Нищие пролетарии наводняют Рим. А республика стоит. Удивительно.

Сложно спорить с одним из базовых тезисов марксизма — «побуждения больших групп людей определяются их коренными социально-экономическими интересами». Сложно, но нужно. Интересы бывают разные: сиюминутные, краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные. И какие из них оказывают решающее влияние на побуждения, определяется именно культурой, менталитетом. Вот послал человеку где-то Бог серьёзную сумму денег. И деньги эти можно:

— пропить, прогулять (будет хоть что вспомнить!);

— сделать покупку для себя и/или семьи (обновами похвастаемся);

— отложить для совершения большой покупки или на чёрный день (куплю машину лучше, чем у соседа!);

— положить в банк или вложить в акции (или драгоценности);

— потратить на образование или здоровье.

Всё это — в интересах человека. А какие именно из этих интересов он понимает как коренные, зависит от культуры. А когда культура меняется и жители, например Индии, перестают покупать золото и начинают покупать акции, тогда меняется и судьба страны.

Вывод этот не является слишком оригинальным. Нечто подобное, хотя менее категорично, утверждал Макс Вебер в работе «Протестантская этика и дух капитализма» (1905). Я, однако, не являюсь поклонником этой книги. Слишком узкий вопрос там рассматривается, к тому же Адольф Гитлер дал этому вопросу совсем иную трактовку, хотя и временно.