Коготь и цепь - Анастасия Машевская

Теперь, когда позади долгий путь, когда в их совместную судьбу вложено так много сил, терпения, выдержки и заботы, не любить невозможно. Человек больше всего на свете любит самого себя и потому в любых отношениях ценит в первую очередь свой собственный, вложенный в них труд.

Гета тихонечко прижалась к мужу:

– Гвендиор сказала, что уезжает завтра. О чем ты говорил с ней?

– О том, о чем сейчас хочу поговорить с тобой. – Он поцеловал ее в висок, скинул одеяло и поднялся с кровати. В покоях горел камин, но его тепла в марте не хватало. Клион запахнулся в халат, налил воды и с бокалом в руках сел на кровать. – Гвендиор приехала по нашу дочь.

– Что?

– Она хочет, чтобы Ахиль вышла замуж за Халия Далхора, которого однажды назовут Вторым.

– За сына Алая? Горца?

Клион улыбнулся:

– Я спросил у нее так же.

– И что ты сказал?

– Ничего. Королева ждет ответа утром. Что ты думаешь на этот счет?

Что она думала? Гета мысленно усмехнулась: конечно, Гвендиор знала, на что ставить, – какая мать не захочет видеть собственную дочь царицей? Но Гета была уже не в том возрасте, чтобы вестись на зов гордыни.

– Нам уже далеко не по двадцать лет, Клион, а Ахиль – не первое наше дитя. В двадцать и правда хочется, чтобы твои дети сидели на троне, но когда через пару лет минет полвека, надо, чтобы дети были рядом, радуя теплотой и внуками. Я знаю, однажды придется с ней расстаться, однако одно дело отдать Ахиль за иландарца и видеть изредка, а другое – выдать за горца из Орса и не увидеть никогда.

– Не преувеличивай, – улыбнулся Клион, отставив бокал.

Гета покачала головой:

– Клион, я прошу тебя. Восемнадцать лет назад мы отослали одну нашу дочь на Ангорат, заведомо зная, что расстаемся с ней навсегда, ибо путь, который мы для нее выбрали, не даст ей и дальше быть нашей дочерью. А теперь ты просишь, чтобы я и вторую отослала на другой конец света? Ты ведь согласен на предложение, не так ли?

– Гета, но это и вправду честь… – Клион чувствовал себя очень неуютно. – К тому же, если мы согласимся, Клиаму светит место в первой дюжине королевской гвардии.

Теперь поднялась Гета.

– Ох, Клион, бог с тобой! Клиам может получить это место и без помощи королевы, стоит тебе попросить Нироха лично! Тебе он не откажет.

– Гета, – протянул супруг. Ох уж это ее материнское упрямство.

– Клион, ты – герцог, – отчеканила она. – Ты лорд дома Хорнтелл, один из четырех герцогов Иландара. Выше тебя стоит только король.

– Вот именно, – спокойно и глубоко проговорил мужчина. – Так за кого ты собралась отдать нашу дочь в этой стране?

– У Ладомара двое сыновей, – быстро нашлась женщина.

– Не женат из них младший, – резонно заметил герцог. – Ты пойдешь на это?

«Нет, конечно». – Женщина мысленно прикусила язык, но с курса не сбилась.

– Ну, хорошо, а Берад? Его сын Кэй все еще холост. И Бирюзовое озеро находится в нашей стране, а не на чужбине.

Клион вскинул на жену глаза.

Агравейн дожидался, переминаясь с ноги на ногу. Наконец ладья прибилась к берегу. Архонец поприветствовал женщину и ступил в лодку. Он сильно задержался в пути из Шамши-Аддада и теперь, опаздывая почти на сутки, немного переживал.

Жрица ладонью пригласила принца и села напротив. Весла неслышно коснулись озерной глади, приближая архонца к Ангорату. Одиннадцать лет минуло с тех пор, как он в последний раз бывал здесь. Подумаешь, говорил Агравейн сам себе, нет тут никакой лирики, но волнение брало свое. Встреча с таинством всегда непредсказуема.

Вечер клонился к закату, и красные лучи заходящего солнца по-особому освещали магическую завесу между копьями Часовых. В преднощном зареве Агравейну казалось, будто вздернутый оранжево-алый парус, посеребренный звездной россыпью, распахнулся во весь рост от озера к небу. Наблюдая за этим парусом, в немом восхищении, похоже, замерла сама жизнь.

Жрица, безмолвная женщина тридцати шести лет с жидкими красно-коричневыми волосами, туго переплетенными в мелкие косы, поднялась и воздела руки к Богине. Ради истины Праматери! – опустила рукава, и пали, развелись по две стороны проема копья исполинов древности. Забрезжила легкая тень, заискрилась матовым блеском завеса и опала, точно покров невесты в свадебную ночь. Увидев Священный остров, Агравейн перестал дышать.

Лодка прибилась к берегу, архонец, отстраненно озираясь, вышел и протянул жрице руку, помогая сойти. На суше ждала еще одна служительница культа, ненамного старше той, что провела его сюда. Она вежливо сложила руки и склонила к ним голову в приветственном жесте:

– Да пребудет с вами Праматерь, ваше высочество. Король Удгар уже здесь, все собрались в священном круге, поспешим.

– Разумеется. Как отреагировала храмовница на мою невольную задержку?

– Достойно, конечно. Вчера Верховный друид Таланар сообщил, что у вас случились сложности в дороге. Никаких неудобств не возникло.

У Агравейна отлегло от сердца. Что-что, а в определенные моменты иметь дело со жрицами и жрецами, наделенными даром предчувствия, – особенно выгодно.

Принца повели в самый крупный из всех Круг Камней на вершине острова, туда, где высился огромный ясень, вечнозеленое мировое древо, хранящее древние тайны и окруженное петлей ручья подобно рву. В груди Агравейна вновь замерло: сюда нет входа никому, кроме храмовницы, сохранителя, наследников и – только по поводу наиболее серьезных ритуалов – старших жрецов. И он не бывал здесь никогда.

«Здесь бьется сердце всего Этана», – подумал молодой мужчина.

– Истинно так, – раздался за спиной снисходительный женский голос.

Он обернулся и увидел статную величественную женщину. Храмовница, то ли приветствовал, то ли испугался принц. Давненько он с ней не пересекался, сглотнув, подумал мужчина. Отчего-то мгновенно стало жутко стыдно, будто прямо сейчас, в одну секунду, Верховная жрица могла мгновенно как на ладони разглядеть все грешки архонца, все не очень хорошие дела – пьянство, жестокость, распутство, – которыми он больше не мог гордиться. Нелла и впрямь как-то загадочно улыбнулась, магически сверкнув глазами, но ничего не сказала.

Прошла вперед, по узкому мосточку поперек ручья перешла в центр круга. За ней следовал Таланар (Агравейн склонился в почтении), Сайдр (принц кивнул), а за тем – король Удгар.

– Отец!

– Сынок! – Это было, пожалуй, самое теплое их объятие с тех пор, как Агравейну стукнуло десять. Удгар обхватил мозолистыми ладонями лицо сына и расцеловал его в щеки. – Я верил, что ты непременно будешь жить! Тандариона не убить каким-то христианским выродкам!

– Не горячись, владыка, – проговорил Таланар. Все же не след принижать чужое учение только потому, что те, кто его проповедует, просто не способны верить во что-то большее.