Любящее сердце - Мэри Бэлоу

– Теперь, когда вы знаете, что он не относится к категории порядочных людей, вы будете избегать встреч с ним. Я не хотел бы видеть его в обществе моей невесты. По-моему, в свете его вообще не должны принимать.

Обида девушки растаяла мгновенно. Он ее ревнует! Значит, он ею дорожит, считает своей. Он не хотел, чтобы ей оказывал внимание джентльмен приятной наружности. Дженнифер смотрела на Лайонела и больше всего на свете хотела, чтобы он взял ее за руку, сказал ей те слова, которое она так ждала от него.

И тут Керзи сделал то, чего от него ждали. Он улыбнулся.

– Вы так невинны, – сказал он. Теперь они свернули с Роттен-роу и ехали по боковой безлюдной аллее.

– Что граф Торнхилл сделал такого сверхпредосудительного? – спросила Дженнифер.

Нет, она не была столь наивна, чтобы не знать, что молодые неженатые господа, а иногда и женатые, вступают в связь с женщинами определенного сорта. Возможно, даже Лайонел… Хотя нет, к нему это не относится. Она не могла себе позволить думать о нем дурно. Но она не могла поверить и в то, что граф Торнхилл замешан в такого рода интрижках.

Керзи посмотрел на нее и нахмурился.

– Вам такое знать не надо, – сказал он. – Достаточно сказать, что он повинен в одном из самых страшных грехов, на который способен человек. Ему бы следовало подольше задержаться на континенте, вместо того чтобы позорить своим возвращением Англию.

Изгнание? Так значит, граф был два года в изгнании! Вот почему он все это время путешествовал по Европе. И что там сказал Керзи о причине? Грех, вот какое слово он употребил. Грех, а не преступление. Так что же он сделал? Как бы ей хотелось об этом узнать!

На Беркли-сквер виконт помог ей выйти из коляски, придерживая за талию. На мгновение ей показалось, что ладони его задержались чуть дольше положенного, и, встретившись с ним глазами, она подумала, что он ее поцелует. Но нет, он опустил ее на землю и поцеловал руку.

– До завтрашнего вечера, – сказал Керзи. – Вы не оставите за мной первый танец на балу у Числи?

– Конечно, – ответила Дженни.

– А последний танец перед ужином? – Его улыбка, как всегда, вызвала у нее легкое головокружение.

– С удовольствием, милорд, – сказала Дженнифер, поклонившись.

Со счастливой улыбкой взлетела она к себе в комнату. Завтра вечером. Завтра он ее поцелует. Его взгляд обещал это. Скорее бы прошла ночь!

* * *

Утром следующего дня граф Торнхилл, зайдя в библиотеку по своим делам, увидел Дженнифер с ее кузиной и служанкой. Он поспешил вслед за дамами. Такую хорошую возможность грех было упустить.

В читальном зале царили тишина и спокойствие. Кто-то просматривал газеты и журналы, кто-то искал нужное на книжных полках. Мисс Уинвуд была в их числе.

Граф решил подождать, пока Дженнифер отойдет от шкафа, чтобы поздороваться с ней.

– Доброе утро, милорд, – ответила Дженнифер на его приветствие. – Я пришла взять книгу.

По ее вымученной улыбке он догадался, что девушку настроили против него. Она выглядела виноватой и несчастной. Он спрашивал себя, что ей о нем рассказали. В особенности – как постарался Керзи.

Он взял книгу у нее из рук и удивленно поднял брови.

– Поп? Вы любите его стихи?

– Пока не знаю. Как раз собираюсь это выяснить.

– Вам нравится поэзия? Вы читали Вордсворта или Колриджа?

– Обоих. И мне оба нравятся. Но как я слышала, мистер Поп пишет по-другому. Может, мне и он понравится. Ведь одни пристрастия не исключают возможности иметь и другие, не так ли? Если человек читает книги только одного автора, он сознательно сужает круг своих интересов. Вы так не думаете?

– Совершенно с вами согласен. Вы любите романы? Ричардсона, например?

Дженнифер вновь улыбнулась.

– Мне нравилась «Памела», пока я не прочла книгу Филдинга о Джозефе Эндрюсе, – ответила она, – и не поняла, как замечательно он пишет. Мне стало стыдно, что я не заметила лицемерия Памелы.

– Но затем и пишутся книги, чтобы дать нам возможность по-новому взглянуть на мир, заметив то, чего мы раньше не замечали, расширить горизонты мышления. Думать более критично и более свободно.

– Да, – согласилась она, – вы правы.

И тут же испуганно огляделась и облизнула губы, пересохшие от волнения быть застигнутой за разговором с тем, с кем ей запретили общаться.

– Я не нападаю на юных дам в залах библиотек, – все поняв, сказал Гейб, – знаю, что вам пора.

– Да, – ответила она потупившись.

Но Гейб уходить не торопился. Он стоял ровно посередине узкого коридора. Чтобы пройти, ей пришлось бы оттолкнуть его.

– Вы будете у Числи сегодня вечером? – спросил он. – Может, второй танец? Не сомневаюсь, что первый уже за вашим женихом.

– Вам известно о помолвке? – спросила она.

– Видите ли, в Лондоне любая новость очень быстро перестает быть новостью. К тому же не думаю, что вы делаете из этого тайну, не так ли?

– Нет, – тихо ответила она.

– Так вы будете танцевать со мной второй танец?

Дженнифер помедлила с ответом, затем, опустив глаза, сказала:

– Благодарю за приглашение. Мне будет приятно.

– Уверен, что будет. Только мне бы хотелось, чтобы, говоря эти слова, вы не смотрели на меня, как жертва на палача, уже успевшего занести топор.

Он не сводил с нее глаз до тех пор, пока она не улыбнулась.

– До вечера, – сказал он, наконец отступая. – Каждая минута до него мне будет казаться часом, а каждый час – днем.

Дженнифер хотела проскочить мимо, но Гейб вновь остановил ее.

– Ваша книга, – сказал он.

Покраснев от смущения, она протянула руку. Он вложил ей книгу в ладонь, сделав так, что их пальцы соприкоснулись. Чуть задержав ее руку в своей, он отпустил ее.

Какая удачная встреча, подумал он. Фортуна на его стороне. Можно представить, каково будет Керзи видеть его, Гейба, танцующим с мисс Уинвуд на званом вечере.

Когда дверь библиотеки закрылась за юными дамами, Торнхилл почувствовал некую неловкость, внезапно осознав, что за красивым и соблазнительным телом мисс Уинвуд скрывается довольно неглупая личность. Та, с кем бы при иных обстоятельствах он бы захотел подружиться.

Но от укора совести можно отгородиться. Он не хотел отступать от намеченной цели. Слишком уж искушала идея сделать из Керзи посмешище.

День выдался не по сезону теплым. Поэтому застекленная веранда в доме Числи осталась открытой для доступа воздуха и для гостей, пожелавших прогуливаться и танцевать на ней.