Неон, она и не он - Александр Солин

Однажды, как и следовало ожидать, он все же спустился ниже пояса. Она пыталась отталкивать его голову, но он решительно отверг слабый протест тонких рук и припал к ее шелковистому бутону. Умирая от стыда, она, кажется, перестала дышать, а он никак не мог оторваться. После этого он повадился ходить туда всякий раз, особенно когда желал надежно возбудить свои отсыревшие пороховницы. Он считал (и это она знала точно), что доставляет ей неописуемое удовольствие. Никакого, однако, удовольствия, кроме пунцовой неловкости она не испытывала, а что именно от нее требовалось взамен, она прекрасно поняла, когда однажды он уговорил ее посмотреть принесенное откуда-то порно.

«Фу, какая гадость!» – терпела и морщилась она в ответ на многозначительные взгляды мужа, но когда на экране женщина перепутала пихательное отверстие с дыхательным, она вскочила и вспыхнула: «Какой ужас!» – имея в виду прозрачное и унизительное приглашение брать пример с проституток.

За этим последовала их первая размолвка. В ту ночь она спала отдельно, вынудив его поутру пуститься в путаные объяснения его намерений, вызванных, якобы, исключительно ее пользой. В чем, однако, заключалась польза при глотании этой гадости, не говоря уже о способе ее извлечения, она так и не поняла. Как бы то ни было, ни разу за все время их совместной жизни ему так и не удалось ее к этому склонить. Теперь, по прошествии стольких лет она понимает, что это был первый случай, когда ее несовременное целомудрие восстало против демонов сексуальной революции, жертвой которых стал ее бывший муж. Разве обязана она была следовать его инструкциям, имея на этот счет свое брезгливое мнение?

Все же небольшой реванш он получил. Когда в августе ее одолела вторая в их совместной жизни женская немощь, он довольно прозрачно дал ей понять, что в таком случае нужно делать – взял ее руку в свою и, поместив куда надо, сопроводил ритмичными инструкциями. Она подчинилась, но после того, как все кончилось, поспешила с брезгливо растопыренными пальцами в ванную.

Как-то ночью ей приснилось, что она завороженно наблюдает со стороны за их упражнениями. Подбрасываемая скакуном, она колышется в седле, и движения ее, начинаясь в бедрах, через живот, грудь и шею, волной достигают головы и складываются в змеиный полет. Вдруг что-то горячее и бурное взорвалось внутри нее, заставив проснуться. Она распахнула глаза, приходя в себя и побуждаемая единственной заботой – разбудить спящего мужа, чтобы оседлать и догнать остывающее желание. Но не разбудила и не оседлала, а взяла себя в руки, успокоилась и заснула.

Постепенно ей становилось ясно, что по каким-то причинам, выяснение которых она отложила на осень, из них двоих наслаждается пока он один. Следовало посоветоваться со знающими людьми, полистать энциклопедию, а пока набраться терпения и надеяться на лучшее…

В добавление к постели, как основному блюду были еще закуски – то самое ассорти милых пустяков, которое подается новобрачным в перерывах между горячим. Пустяков, возможно, даже более важных, чем постель, потому что из них, собранных воедино и расплавленных пышущим жаром постели, отливаются и при остывании получаются те самые слоники, что идут потом по семейному комоду к миражам призрачного счастья.

Например, завтрак в кровать, который он, если просыпался раньше, нес ей с грацией заправского официанта, получая за это чаевые в виде поцелуя. Она в свою очередь загадывала проснуться раньше, и если удавалось – спешила на кухню. На участке были грядки зелени и клубники, и она успевала посетить их, перед тем, как его разбудить. Все ее жесты, выражения лица, значения слов, действия, цели были теперь подчинены новому смыслу, вытекающему из заботы о случайном человеке, с которым, как она полагала, жизнь свела ее навсегда.

Он любил наблюдать, как она готовит, убирает, читает, дремлет, мечтает. Подглядывал за ее утренним туалетом и подготовкой ко сну. Перебирал ее скляночки, тюбики и прочие колдовские штучки, умиляясь при этом и не забывая припадать к ее обнаженным рукам и плечам. Когда она садилась, он располагался у нее в ногах и клал голову ей на колени. Он не забывал напоминать ей о времени приема противозачаточных таблеток, которые она, посоветовавшись с матерью, а та, в свою очередь с кем-то еще, начала принимать за неделю до свадьбы. Находя ее, одинокую, в раздумьях, он заходил сзади и обнимал, прикладываясь к ее голове щекой и бормоча: «Натали, ты моя, Натали…». Прижимая ее к себе, он искренне ужасался, что мог не встретить ее никогда. Она же находила эту мысль скорее философской, чем роковой.

В жаркую погоду они ходили на залив. На улице он брал ее руку в свою, и они шли, помахивая их сцеплением. На пляже он находил место подальше от остальных, словно не желая, чтобы чужие взгляды касались того, что принадлежало теперь только ему. Зайдя с ней в воду по плечи, он заключал ее в объятия и, становясь похожим на видеогероя из хлорированного бассейна, приспускал плавки, пытаясь сделать то же самое с подводной частью ее купальника. И только ее решительное нежелание служить помпой для грязной воды останавливало его.

Возвратившись, они принимали душ. Затем она готовила обед, а он путался под ногами. Она притворно сердилась и пыталась прогнать его со своей территории, готовя себя к роли строгой еврейской жены. Затем был обед и отдых. Они ложились в постель и иногда дремали, восполняя время ночных забав, а отдохнув, принимались по его хотению за дневные. Ему не просто это нравилось – он этим жил. Во всяком случае, тем летом. И так на его месте поступил бы каждый, чью постель на законных основаниях разделила стыдливая очаровательная нимфа с длинными ногами и тонкими руками. Вечером на гарнир были звезды и твердая уверенность, что оргазм совсем рядом…

Была ли она тогда счастлива? Нет. Скорее, она была беспечна. Беспечность же не есть счастье, а всего лишь отсутствие забот.

Наступила осень, а с ней пора учебы. За лето она под действием Мишкиных гормонов выгодно изменилась, превратившись в цветущую молодую женщину в самом грешном смысле этого слова, глядя на которую хотелось плакать и завистницам, и обожателям. Отдавая должное ее законному женскому опыту, подруги-девственницы спрашивали:

«Ну, как у вас с этим делом?»

«Прекрасно!» – отвечала она, лучезарно улыбаясь и твердо зная одно: удел женщины – доставлять мужчине удовольствие.

Они заняли самую дальнюю комнату квартиры на Фонтанке, где звуковое сопровождение их однобокой страсти гасло в антиквариате, которым было набито их гнездышко. Ее обаяние, приветливость и рассудительное благоразумие выступили ходатаями перед Мишкиной матерью и обеспечили ей благожелательное отношение. Про отца его и говорить нечего – не чая в ней души, он носил с собой их свадебную фотографию, с удовольствием демонстрируя ее при случае и коллекционируя искреннее восхищение молодоженами.

В середине сентября она посетила женскую консультацию. Пожилая обстоятельная докторша, осмотрев ее, отклонений у нее не обнаружила.

«Все у тебя, деточка, нормально. Что касается твоих жалоб, то, во-первых, поменяем тебе таблетки, не знаю, кто тебе их прописал. Во-вторых, мужу своему скажи, чтобы не только о себе думал. В-третьих, не надо на этом зацикливаться и сама будь поактивнее. В общем, дерзай, деточка, и через месяц покажись!»