Четвертое июля - Максин Паэтро

Мое сердце дрогнуло. Он щурился на блеск воды, на лице сияла ослепительная улыбка.

— Привет, красотка!

— О Господи. Тебя выбросило прибоем?

Он помог мне встать. Мы поцеловались, и я почувствовала, как от его тела исходит жаркое тепло.

— Как тебе удалось вырваться? — спросила я, крепко прижав его к себе.

— Ты не поняла. Я здесь на работе. Защищаю береговую линию от возможного проникновения террористов, — усмехнулся он. — Порты и пляжи — мои главные объекты.

— А я думала, твоя работа — каждое утро выбрать правильный цвет для террористической угрозы.

— Ну да, и это тоже. — Он показал мне галстук. — Видишь? Желтый.

Мне нравилось, когда Джо шутил над своей работой, ведь иначе она выглядела слишком мрачной. На самом деле наша береговая линия состояла из сплошных дыр, и Джо прекрасно знал это.

— Не надо меня соблазнять, — произнес он, когда мы снова поцеловались. — У меня и так трудная работа.

Я рассмеялась.

— Если станешь думать только о службе, превратишься в зануду.

— У меня для тебя кое-что есть, — промолвил Джо, когда мы проходили мимо пристани. Он достал из кармана сверток и протянул мне. — Я сам упаковал его.

Тонкая шелковая бумага была крест-накрест перевязана скотчем, и Джо нарисовал на свободных местах крестики и нолики. Я развернула сверток и вытащила блестящий медальон с серебряной цепочкой, змейкой свернувшейся на моей ладони.

— Что-то вроде охранного амулета, — пояснил Джо.

— Милый, это же Кокопелли![7]Как ты догадался? — Я поднесла маленький диск к глазам, внимательно разглядывая изображение.

— Просто заметил у тебя дома индейскую посуду.

— Господи, как здорово! То, что мне сейчас нужно.

Я повернулась к нему спиной, чтобы он помог мне застегнуть длинную цепочку. Джо откинул мои волосы и поцеловал меня в шею. От прикосновения его губ и шершавой кожи в нежное местечко меня бросило в дрожь. Я быстро повернулась к нему лицом и утонула в его объятиях. Следующий поцелуй был куда более страстным и глубоким. Я с трудом оторвалась от Джо.

— Почему бы тебе не снять одежду? — предложила я.

Спальня для гостей в доме Кэт была дымчато-розовой, с широкой кроватью у окна. Джо бросил пиджак на стул, за ним последовали джинсовая рубашка и желтый галстук. Я подняла руки, и он мягко снял через голову мой легкий топ. Я прижала ладони Джо к своей груди, чувствуя, что от его прикосновений делаюсь абсолютно невесомой. Потом мои трусики упали на пол, и я тяжело задышала. Джо закончил раздеваться и присоединился ко мне на кровати. Он был дьявольски хорош собой. Через мгновение мы сплелись в объятиях.

— Линдси, у меня есть для тебя еще кое-что, — сказал Джо. То, о чем он говорил, было очевидно. Я рассмеялась, уткнувшись ему в шею.

— Нет, не это, — добавил Джо. — Я вот о чем.

Я открыла глаза и увидела, что он указывает на маленькие буквы, аккуратно написанные шариковой ручкой поперек груди. Он начертал на своем сердце мое имя: «Линдси».

— Ты милый, — пробормотала я с улыбкой.

— Нет, я романтик, — возразил Джо.

Секс никогда не был главным в моих отношениях с Молинари. Джо занимал слишком много места в моей жизни, чтобы подходить для роли человека, с котором можно просто весело провести время. Но за это мне приходилось платить большую цену. В те редкие дни, когда нам удавалось видеться, мы ощущали себя невероятно близкими друг к другу. А на следующее утро он улетал в Вашингтон, и я не знала, когда мы встретимся снова — и какой будет эта встреча.

Говорят, люди влюбляются лишь тогда, когда готовы к этому. Была ли я готова? В моей жизни уже был мужчина, к которому я испытывала столь же сильные чувства, но он умер ужасной смертью.

А что думает Джо? Однажды он обжегся на разводе. Сможет ли он опять кому-нибудь доверять?

Теперь, когда я лежала в его объятиях, мое сердце разрывалось между страхом перед болью неминуемой разлуки и желанием очертя голову броситься в свою любовь.

— О чем ты думаешь, Линдси?

— О тебе. Только о тебе.

Я крепко прижала его к себе, стараясь вернуться в настоящую минуту. Мы стали целовать и ласкать друг друга до тех пор, пока каждый миллиметр разделявшего нас расстояния не стал казаться нам невыносимым, и мы бурно слились вместе, составив совершенное и цельное единство. Я застонала от желания и зашептала Джо, какой он чудесный и замечательный.

— Я люблю тебя, Линдси, — пробормотал Джо.

Я повторяла его имя и говорила, что люблю, люблю его, пока волны наслаждения не захлестнули меня с головой, и я забыла про все свои страхи и тревоги. Затем мы долго отдыхали, чувствуя, как успокаивается наше дыхание и как ласково и послушно мир лежит в наших руках, — и вдруг в дверь позвонили.

— Вот черт! — воскликнула я. — Сделаем вид, что никого нет дома.

— Лучше открыть, — мягко возразил Джо. — Может, это за мной.

Перекатившись через Джо, я накинула на плечи его рубашку и приблизилась к двери. На пороге с выжидательной улыбкой стояла симпатичная женщина лет пятидесяти, в платье от Лили Пулитцер. Для свидетеля Иеговы она выглядела чересчур стильной, а для федерального агента — слишком жизнерадостной.

Незнакомка представилась как Кэроли Браун.

— Я живу на Кабрилло-хайуэй, примерно в миле к северу отсюда. Знаете голубой дом с сетчатой оградой?

— Знаю. Это школа?

— Да.

Наверное, я отвечала резко, но мне было неловко от своих растрепанных волос и мятого лица, раскрасневшегося от любовной лихорадки.

— Чем могу помочь, мисс Браун?

— На самом деле — доктор Браун, но можете называть меня Кэроли. А вы Линдси, правильно? Мы с дочерью помогаем вашей сестре присматривать за Пенелопой. Это вам.

Она протянула мне большое блюдо, закрытое алюминиевой фольгой.

— Ах да! Кэт о вас говорила. Простите. Я бы пригласила вас в дом, но…

— Не надо извиняться. Я вовсе не собиралась наносить визит. Просто доставила подарок от Феи-булочки. Добро пожаловать в Халф-Мун-Бэй.

Я поблагодарила Кэроли, после чего мы обменялись парой фраз, и она двинулась к своей машине. Подобрав утреннюю газету, я вернулась в дом и по пути просмотрела первую страницу. Сегодня воскресенье, индекс «НАСДАК» упал на десять пунктов, расследование убийства в Кресент-Хайтс не сдвинулось с места. Казалось невероятным, что этих людей могли убить в таком чудесном месте.