Последний рассвет - Виктор Власов

Вечерело. Предзакатные сумерки окутали Эдо бледной алой дымкой. Похолодало. Голоса птиц зазвучали тоскливее и реже, стихло стрекотание цикад, сменившись быстрыми пересвистами «ночников», зелёно-жёлтых маленьких птиц с вытянутым клювом. Тэбу, или «ночники», свистящие перепела, которых легко приручали местные, готовились ко сну, затаиваясь в густых придорожных хаги около обводнённых рисовых полей. В прохладных вечерних сумерках фосфором отсвечивали их гладкие зелёно-золотистые крылья.

Всадники мчались по дорогам вдоль полей и домов, объявляли о возвращении сёгуна. Крестьяне, нагруженные кладью, останавливались, вытягивали шеи, высматривая колышущееся знамя. Дети и взрослые, слыша быструю поступь конницы, падали ниц, не поднимая голов. Садились на землю даже кони и коровы, им накрывали глаза.

Мотохайдуса испугало полученное от дозорных известие о стремительном возвращении из воинской ставки в столицу императора Нинтоку Тоды сёгуна Ёсисады Хадзиме. Советник императора откинул свиток на край стола, вскочил, словно ужаленный, приказал немедленно сообщить ближайшим важным персонам, послал нарочного в замок Ёсисады — созвать музыкантов, подготовить пиротехнику к салюту, слугам сёгуна было велено раскурить благовония, накрыть столы, готовить деликатесы. Служанки Хадзиме плавно засеменили взад и вперёд, точно яркие рыбки кои в пруду. Кашевары раскрывали жаровни, разжигали огонь, подгоняя помощников. Нагревался огромный котёл, приготовлялось всё необходимое для принятия ванны, выкладывали пахучие мыла — для японца, независимо от положения и достатка, нет большей радости, чем нежиться в глубокой деревянной кадке, наполненной горячей водой. Толстый евнух, явившийся в покоях Ёсисады, созвав наложниц, осматривал их, точно привередливый покупатель, выбирающий тёлочек для любимого бычка. Он тонко недовольно попискивал, находя недостатки в причёске и макияже. Девушек, не прошедших придирчивый осмотр, отдавал в умелые руки прислужниц, которые тотчас исправляли недочёт.

Мотохайдус в паланкине выехал из дворца на горбу четвёрки неутомимых «породистых» носильщиков, сделал полукруг по широкому вечернему саду, по красно-лиловым камням, усыпанным жёлтыми и алыми лепестками кетмий, на которых двое передних «рысаков» чуть не поскользнулись, перескочив через декоративный источник. У раскрытых главных ворот царило невероятное оживление: сюда со всей столицы сбежались вассалы Ёсисады, имперские чиновники, их слуги, охрана, подоспели музыканты, которые налаживали струны кото, репетируя триумфальное шествие главнокомандующего под аркой ворот.

Разноцветные гифу, бумажные фонарики в форме яйца, с кистями, поднятые на бамбуковых шестах, украсили ворота и сад, пропахший ароматным запахом смолистых гринделий.

Белый конь Ёсисады спускался с холма, бойко стуча копытами. Следом скакал знаменосец, высоко держа златотканый мон пирамидальной формы, за ним спешила кавалерия, на их нагрудниках и хаори изображался символ сёгуна — вписанный в круг тигр-альбинос вгрызается в оленя.

По небу плыли большие серые тучи, надвигались на горную линию, тянущуюся вдоль побережья. Башнеподобное облако раскроило карминный свет заходящего солнца на длинные прямые полосы. Высоко над землёй ветер дул яростнее. В кустарниках он свистел, в лесах поднимал рёв, пенил потемневшие воды океана и какие бы музыканты ни брали высокие лады, но вся музыка их кото свелась на нет.

Погода резко испортилась, словно изменилась под стать настроению Ёсисады, который, перекинув ноги, спрыгнул с инкрустированного золотом седла на крупный гравий, зашагал навстречу толпе быстро и раздражённо. Позвякивали металлические пластины доспеха, хрустела земля под его поступью, порывами ветра подбрасывало шёлковую бело-золотую накидку. Начался дождь, хатамото наперегонки рванули навстречу господину с зонтиками. Растолкав слуг, наклоняя головы, спесивые самураи раболепно заглядывали в неподвижное лицо. Они сбивчиво, торопливо перечисляли решённые задачи, поставленные им перед уходом, принижали заслуги отсутствующих, хвалили друг друга. Чиновники докладывали о состоянии провинций: благодаря их рвению подданные зажили счастливей и стали меньше нуждаться.

Опустивший брови хмурый сёгун явно пребывал не в духе. За время, проведённое под покровительством Ёсисады Хадзиме, вассалы узнали, чем грозило его молчание.

Прикрыв главнокомандующего армии Небесного государя от дождя многочисленными зонтами, сановники Эдо призвали на помощь присущие им красноречие — расписывали его достоинства, восхищались, что одарён он больше всех генералов киотского Гонары, и что замыслы имел великие, превозносили замечательный характер их единственного… Тот угрюмо отмалчивался.

— Пустоголовые! Рано вам радоваться! — наконец рявкнул потерявший терпение Ёсисада Хадзиме, пнув бронзовый треножник с душистым горевшим маслом. Оно разлилось по темневшему от дождя гравию дорожки, слуги сразу принялись убирать треножники и шесты с бумажными фонариками. Мотохайдус живо разогнал музыкантов.

На широкий гладкий бледный лоб вползли глубокие морщины, взгляд разъярённого Белого Тигра не сулил добра — пристальный, жуткий. Расширялись ноздри прямого носа, вздымался нагрудник, губы, сложены змеёй, готовой взвиться, ужалить… Свои неудачи и дурное расположение духа Ёсисада Хадзиме всегда вымещал на подчинённых — они привыкли; но сейчас Белый Тигр действительно пугал. Держать над ним зонты стало небезопасно, убрать — тоже.

— Вы — бесполезные бездарные паразиты империи! — сказал он громким голосом. В небе сверкнули бледно-голубые длинные молнии, разорвав на миг свинцовые облака. Ударил гром, подчеркнув значимость сказанных слов. Вассалы замерли, покорно склонив головы, трепеща перед Хадзиме, точно мыши перед питоном. Глубоко вздохнув, сёгун проговорил царственно-строго, глубоким бархатным басом:

— Следующий поход никто из вас не пропустит. Вы докажете свою необходимость нашему Тэнно. И МНЕ!

Во дворце сёгуна собрались хатамото. Императора не было — Их величество почивали. Ёсисада Хадзиме начал совещание.

— Приступаем ко вторжению в Кансай. Империя не будет знать границ! Ни Ода, ни остальные претенденты не смогут защититься в этот раз. Кто они, чтобы тягаться с моим императором?! Никакого мира!

Помимо бесстрашия, чувства долга и полководческого таланта, природа наделила его тщеславием.

— Мото-сан, как идёт подготовка синоби? Наставники не знают сна?

Советник открыл рот, но молчал, опасливо глядя на вассалов. Ни к чему лишние уши…

Хадзиме расхаживал по залу совещаний взад-вперёд размашистым шагом, казалось, не замечая никого. В задумчивых изумрудно-серых глазах прыгали искры от огней жаровен, освещающих помещение. Капли пота блестели на шее, на бледно-розовых щеках, на косом белом шраме, уходящим под хаори. Махнув рукой в чёрной перчатке, украшенной золотистыми узорами, сёгун дал понять Мотохайдусу, что он может говорить, не опасаясь чиновников.