Разбойник Кадрус - Эрнест Ролле

Когда он это говорил, ноги калеки вдруг распрямились, он вскинул костыль на правое плечо и обошел комнату, как солдат на марше. Гильбоа пришел в восхищение от ухищрений, к которым прибегали эти негодяи, чтобы вызвать к себе сострадание. Он рассмеялся:

— Великолепно! Но к чему вам заниматься таким тяжелым ремеслом? Каково тебе таскать его на плечах?

— Не обижайте меня, — ответил мнимый калека. — Я влезаю на него только при входе в деревню.

— А все-таки ремесло утомительное, — возразил Гильбоа.

— А зато выгодно! Примерно шестьсот ливров дохода, хлеб, мясо и случайная прибыль!

— Это что еще такое?

— А вот что. Есть богачи, которые всегда подают нам определенную сумму деньгами, да еще и продуктами. А то, что нам бросают из дилижансов и карет — это доход случайный. Потом еще есть выгодные предприятия, вроде задуманного вами похищения, которое сулит нам хороший барыш.

Намек был прямой.

— Ну что ж, обсудим это! — сказал барон. — Сколько Шардон вам за это обещал?

— О, добрый господин — ответил бывший слепой, — Шардон очень хорошо относится к своим старым друзьям (негодяй с намерением сделал ударение на этих словах), он говорил нам о тысячном билете, но теперь вы прибавьте хоть что-нибудь… Еще бы тысячный билетик, а? Я уже вам говорил, деньги могут вернуть ноги и глаза.

— Хорошо, — перебил Гильбоа, — вы получите две тысячи франков.

— Гм! — произнес нищий. — Почему бы не заплатить нам сейчас? Мы с товарищем не сомневаемся в слове такого человека, как вы… Но времена нынче тяжелые, и притом мы все смертны…

— Возьми, — сказал он мнимому слепому.

Он подал ему билеты и добавил:

— Ты доволен?

— Более чем.

Негодяй продолжал:

— И что нам предстоит вечером?

— Ничего не может быть проще, — ответил Шардон за хозяина, у которого от гнева перехватило горло. — Окна в спальнях обеих девиц будут открыты, все слуги удалены, свеча, поставленная в моем окне, станет вам сигналом. Вы должны связать девицу Мари, а девицу Жанну связать и унести. С ней вы отправитесь к лесу и донесете племянницу барона до хижины «Зеленый Лес». Остальное — не ваше дело.

— Может быть… однако… если мы рискуем… то хотелось бы знать…

— Я вам сказал, что речь идет только о том, чтобы, так сказать, разыграть эту девушку, которая полна романтических мыслей и мечтает о похищении. Дядя хочет напугать ее и показать, что не все в ее мечтах усыпано розами…

— У которых есть шипы, — добавил слепой.

— Вот именно.

— Но когда этими шипами уколют девочку, она, конечно, одумается и спустится с небес на землю… а кончится все свадьбой, пиром, весельем для гостей, богатством для барона, милостыней для нас, радостью для всех, кроме баронессы, потому что молодые любят молодых, а барон уже не первой молодости!

Оба нищих расхохотались. Гильбоа пришел в бешенство, потому что его план разгадали, и закричал:

— Вон, негодяи! Ничего мне от вас не нужно!

— Поздно! — дерзко ответили они. — Мы ваши сообщники.

— Вот так дела! — воскликнул Шардон.

— Ну что, мировую? Вам же хуже, если мы повздорим.

— Ну, хорошо, мировую.

— За это надо пятьсот франков.

— Дайте, — шепнул Шардон своему хозяину. — Барон согласен дать пятьсот франков, — прибавил он вслух, — но заплатит их потом.

Нищий хотел было настаивать, но Шардон нахмурил брови, и бродяга согласился.

Когда они ушли, Гильбоа сказал своему управляющему:

— Распорядись отнести эти футляры и, картонки моим племянницам… в них лежат наряды, которые я им дарю для бала при дворе… и скажи, что я скоро к ним поднимусь.

Через несколько минут управляющий доложил, что приказание исполнено, и прибавил:

— Если, как говорят, щедрость есть самый верный путь к сердцу, то ваши воспитанницы станут просто обожать своего опекуна.

— Ты думаешь? — спросил Гильбоа.

— Еще бы! Царские подарки, увеселения на балу при дворе и надежда найти поклонника — есть от чего закружиться головам молодых девушек, которые до сих пор сидели взаперти.

Гильбоа встретил самый радушный прием. Шардон не ошибся. Благодарная Жанна подставила дяде лоб, и он задрожал от радости, запечатлев на нем поцелуй. Пухленькие ручки Мари, обнявшие опекуна, пробудили в нем волнение, которого он не испытывал со времен далекой молодости.

— Дети мои, — сказал барон, взяв стул, который молодые девушки забыли ему предложить, — я очень рад, что мог доставить вам удовольствие.

Жанна и Мари осыпали его ласками, он продолжал свою комедию.

— Я очень счастлив, — сказал он взволнованным голосом, положив руку на сердце, — очень счастлив, что эти заслуженные вами подарки доставили вам удовольствие. Это слабое доказательство моей признательности за ту привязанность, которой вы окружили своего старого дядю.

Потом, после некоторого молчания, он прибавил с грустным, но вместе с тем добродушным видом:

— Милая Жанна, этот вечер явится в вашей и моей жизни эпохальной вехой. И в вашей тоже, Мари. Мне хотелось бы составить счастье одной из вас, женившись. Но вы непременно хотите видеть во мне только отца… Я предпочел бы иную роль, но… Надо уметь безропотно покоряться!

Мари очень удивилась. Дядя никогда не упоминал о своем намерении жениться на ней. Однако она не поправила его. Жанна пыталась найти в словах дяди какой-то скрытый подвох и нахмурила брови, но он с улыбкой добавил:

— Отказываясь от этой надежды, я хочу, чтобы вы сделали себе блестящие партии. На балу вам необходимо быть первыми красавицами. У всех должна закружиться голова, все мужчины должны смотреть только на вас. Я хочу, чтобы все были ослеплены вашей красотой.

Мари представила себя графиней или баронессой, Жанна решила, что дядя действительно отказался от всяких притязаний на нее. Барон, продолжая свою лицемерную игру, сказал молодым девушкам:

— Кстати, дети, я хочу быть балованным отцом. Я должен первым узнать его имя.

— Что вы хотите сказать? Его имя?

— Ну да…

— Чье же?

— Полно! Не притворяйтесь наивными…

— Но, дядюшка…

— Но, любезный опекун…

— А, лицемерки! Вам нужно сказать прямо… ну, имена мужей, которых вы себе выберете. Вы понимаете, что, не желая принуждать вас, — прибавил он с напускным достоинством, — я буду до крайности снисходителен — я обязан объяснить вам, что это за человек. Не слишком медлите, — прибавил он весело, — через три месяца вас обеих должны называть мадам.

С этими словами он поцеловал их в лоб и убежал, смеясь и оставив племянниц в смущении. Через несколько минут Гильбоа уехал в Фонтенбло и взял с собой нескольких лакеев. А еще через некоторое время управляющий говорил привратнику Магдаленского замка: